Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош
– Теперь хочешь, чтобы княжич Аяр тебя целовал? – тихо спросил он, наклонившись к самому её уху.
Никакого мёда на её щеке не было, но князя тянуло прикоснуться к ней губами. Он едва сдержался третьего дня на рассвете, подхватив её на руки и слыша голоса в гриднице. Но сейчас, увидев с ней сына, потерял терпение. Вот почему Аяр всегда рядом… Вот почему он за неё так перепугался, когда нашли Райнарову жену. Вот почему… Остромысл глубоко вдохнул, сильнее прижал девицу к стене. Ладони скользнули по её рукам вниз и тронули за бёдра.
– Он меня не целовал, – шепнула Соловейка.
– А кто целовал? – спросил князь и коснулся губами кожи у её уха, маленького и розового.
Кожа была прохладная и слегка солёная. Он спустился поцелуем чуть ниже по скуле, по щеке. Коснулся уголка губы, Соловейка под ним крупно вздрогнула, повернула голову навстречу:
– Только ты, княже… – и сама его поцеловала.
Тронула нижнюю губу, потом верхнюю. По телу князя пробежала огненная волна. Он сжал руками девичьи бёдра и жадно и глубоко Соловейку поцеловал.
Неразумно, вот-вот должен Аяр вернуться… Сколько там шагов до погреба? Пятнадцать широких мужских. Ай, бес с ними! Разгоряченная кровь пробежала по каждой жиле.
Соловейка обмякла, скользнула ладонями под руки, сжала рубаху на его спине. Остромысл качнулся вперёд, вжимая девицу в стену, чувствуя её мягкий живот. Руки князя прошлись по бедрам, обхватили пышный зад, он приподнял Соловейку. Она тонко простонала ему в губы. Остромысл ногой раздвинул её бедра под юбками, чтобы стать ещё ближе, но потом услышал шаги на крыльце.
Досадливо прорычав, отшатнулся вместе с Соловейкой от стены, не разрывая поцелуя, чтобы она не закричала. Повернулся кругом и шагнул из сеней в горницу. В сенях скрипнула дверь, Остромысл поставил девицу на пол и слегка подтолкнул вперёд. Она опалила его жарким взглядом, а потом развернулась, полоснув огнём волос по груди, и убежала наверх, на бабскую половину терема.
Жар с губ стекал по глотке и обвивался вокруг сердца, всё внутри него горело безумной силой. Казалось, он стал выше и шире в плечах, едва в низкую притолоку вошел. Казалось, он сейчас на всё способен. Остромысл шагнул по коридору к княжеским палатам, краем глаза заметил удивлённого стольника. Устрашающе зыркнул на него, сам себе усмехнувшись – никто ему тут и слова не смеет сказать. И сыны будут его волю выполнять, какой бы она ни была.
Когда Аяр и Корьян вошли в княжескую палату, Остромысл уже сидел в своём кресле. Спокойно и испытывающе он смотрел на них. Княжичи же были всклокоченные и злые, на скулах обоих разливались красные кровоподтёки, на одежде еще не потаял снег. Неужели сцепились, как кобели подзаборные? Остромысл сердито глянул на Корьяна, потом на Аяра. Злость смешалась с глубинной мужской ревностью, впервые князь посмотрел на старшего сына как на взрослого мужа.
– Ну что же, княжич Корьян, надумал чего?
– Надумал, – буркнул Корьян, угрожающе ворочая челюстью и сверкая тёмными глазами. – Согласен ехать в Кутум на княжение, ежели со мной поедет Журавелька.
Остромысл бесстрастно кивнул, вглядываясь в лицо сына. Иного ответа он и не ожидал, у Корьяна не было другого выбора.
– Разумное решение. Значит, как только твоя кутумская княжна понесёт наследника, Журавелька к тебе сразу же и прибудет. А до того – делай, что должно делать князю и мужу.
Глаза Корьяна вспыхнули таким огнём, что могли бы опалить кого угодно, кроме князя Остромысла. Аяр изумлённо глянул на отца, потом на брата. Разве об этом они договаривались? – будто кричало его лицо. Остромысл повёл могучими плечами: он никого не обманул, хочет себе девицу в наложницы – пусть берёт.
– О таком уговора не было, – проскрежетал Корьян, он не то кашлять хотел, не то закричать.
– А ты что же, думал уволочь с собой девицу и возлежать, забыв о княжении? – повысил голос князь. – Не бывать тому! Ты князь! И думать должен о своей земле, а не как бы хер присунуть. Я всё сказал. Только так дозволено будет девице к тебе уехать. Теперь отвечай, княжич, согласен ты, или отправишься дальше думать?
Никого другого варианта Остромысл ему не оставлял. Можно было бы отправить Аяра, тем более теперь, когда он мужескую силу в себе почувствовал, да роток не на свой каравай разинул. Но отступиться от Корьяна уже нельзя. Остромысл чутко в его взгляде читал: одна только слабость, одна только ошибка, и сын возьмёт верх над отцом и князем. Не бывать тому. Не сейчас. Корьян должен покориться. И рано или поздно он склонит голову. Остромысл был готов держать его на хлебе и воде в подполе столько, сколько понадобилось бы, чтобы кутумская земля стала для него желанней солнца. Но Корьян прикрыл пылающие яростью глаза, а потом и буйную голову опустил, неожиданно для всех сказав:
– Воля твоя, князь-батюшка. Я согласен.
18
Чтобы сгладить распрю меж братьями и с почестями проводить Корьяна в дальние земли, князь объявил для всех большую княжескую охоту. Всю добычу вместе с княжичем в Кутум отправят, чтобы жених приехал богатый. Но Корьяна ничего не радовало, он ходил хмурый и весь черный. Ему было не до праздника.
Журавелька вышла из комнаты лишь раз, когда ей дозволили поговорить с Корьяном, Соловейка её даже мельком не видела, только от тёток-нянек слышала охи-вздохи-шепотки. Как так могло случиться, что у девицы с княжичем всё сладилось, когда? Глаз да глаз за такими молодыми. А теперь – стыд-то какой! – с женатым княжичем бесстыжей девкой возлежать… Потом тётки замечали Соловейку и гнали её метёлками по коридору: «Еще одна уши-то развесила! Рано девицам про такую срамоту слушать!».
Соловейка, поджимая губы, убегала, но про себя думала, что уж теперь-то она всё знает! Всё-всё! Знает, какого это, чувствовать поцелуи