РОС: Забытый род - Гарри Фокс
— Скромничаешь, Альфа? — прозвучал ее смешок снизу. Она выпрямилась с кошачьей грацией, и… в ее руках появилась бутылка.
Я моргнул. Бутылка. Огромная. Литров на три, не меньше. Массивное зеленое стекло, толстый слой пыли, старая восковая печать с эмблемой Аспида. Откуда?! — мелькнула паническая мысль. На ней же почти ничего нет! Этот струящийся хлам скрывает разве что ее наготу, но никак не трехлитровый булыжник! Нет! Стоп! Я не хочу знать, откуда она это вытащила!
— Я хотела сделать подарок тебе, — Аманда невинно захлопала длинными ресницами, прижимая бутылку к груди так, что стекло угрожающе впивалось в тонкую ткань. — На свадьбу. Попробуй. Тебе понравится. Это самое лучшее вино, которое мы делаем в Первом Городе. Оно настаивается пятьдесят лет в дубовых бочках подземелья. Вкус… божественный. Как первый поцелуй… или последний вздох. — Она протянула бутылку, ее зеленые глаза сияли ожиданием.
Подарок на свадьбу, которую она явно не одобряет. Отраву подсунула? — подумалось мгновенно. Но отказаться — значит показать страх. Или дать ей повод для новой истерики. Перстень на пальце был холоден. Сила Аспида дремала, но я чувствовал ее — она могла сжечь яд, если что. Надеялся.
— Благодарю, — сказал я, принимая бутылку. Она была неожиданно тяжелой, холодной. Пыль осыпалась на перчатки. — Щедро. Учту при составлении свадебного меню. Виолетта будет в восторге.
На лице Аманды на миг мелькнула гримаса при упоминании сестры, но тут же сменилась сладкой улыбкой.
— О, не откладывай на потом! — она сделала шаг ко мне, ее запах — переспелые фрукты и опасность — стал гуще. — А пока… почему бы не опробовать мягкость кровати? — Она кивнула на гигантское ложе. — Там очень-очень удобно… Я проверила. Лично. — Ее взгляд скользнул к служанке, которая стояла у двери, как приговоренная, и нервно сглотнула, заставляя свои "буфера" опасно колыхнуться. — Мы можем… показать?
Вот и настал момент истины, — подумал я. — Или оргия, или нож в спину. А может, и то, и другое.
— Спасибо за предложение, — ответил я с ледяной вежливостью, делая шаг назад к двери. — Но я уже задержался здесь дольше, чем планировал. Расписание забито более важными делами. Проверка моих людей, например. — Я посмотрел на Аманду, потом на перепуганную служанку. — Вы же сами можете проверить мягкость. Вдвоем. Или… уже проверяли? — добавил я с нарочитой невинностью.
Служанка ахнула и покраснела так, что ее щеки стали цвета спелого томата. Аманда же замерла, ее сладкая маска на миг сползла, обнажив ярость.
— Что?! — вырвалось у нее.
— Ну… Вы же сказали, что с ней часто проверяете кровати, — пожал я плечами, сохраняя невозмутимость. — Я не осуждаю. Ваше дело. Кто в нашем роде без греха? — Я повернулся к служанке. — Открой дверь, пожалуйста. Я спешу.
Аманда опомнилась. Ее лицо исказилось от бешенства и унижения.
— Лекс! Ты не так понял! Это не то, что ты подумал! Я… я имела в виду… — она заикалась, что было для нее неслыханно.
— Ничего страшного, — отмахнулся я, глядя на служанку. — Я адекватен. Все мы взрослые люди. Открывай.
Служанка метнула испуганный взгляд на Аманду, которая стояла, сжав кулаки, ее рыжие волосы казались настоящим пламенем гнева. Затем, с явной неохотой, девушка достала из складок своего платья массивный железный ключ. Рука ее дрожала, когда она вставляла его в замок. Щелчок прозвучал громко, как выстрел.
— Без ключа… снаружи не открыть, сэр, — прошептала она виновато. Значит, ловушка была спланирована до мелочей.
Пока служанка тянула тяжелую дверь, за моей спиной раздалось низкое, змеиное шипение Аманды:
— …девственник… трус… недотрога… ничего не понимает в истинном удовольствии… ссс…
Я не обернулся. Шагнул в прохладный полумрак коридора. Дверь захлопнулась за спиной с глухим, окончательным стуком, отрезая запах духов, ярость и образ гигантской кровати.
Я стоял, прислонившись спиной к холодному камню, и смотрел на бутылку в руках. Трехлитровый монстр. "Слезы Аспида". Пятидесятилетней выдержки. Подарок на свадьбу от сестры, которая только что назвала меня трусом и девственником. Или попытка отравления? Или и то, и другое? В этом замке все было возможно.
Глубокий вздох вырвался из груди. Усталость навалилась тяжелым плащом. Но отступать было некуда. Я оттолкнулся от стены и пошел. Тяжелыми, но твердыми шагами. Прочь от готического безумия "подарочной" комнаты. К своим людям. К единственному островку относительной нормальности в этом море змеиного безумия. Бутылка "Слез" болталась в руке как трофей, как доказательство выигранной мелкой стычки в бесконечной войне. Но война, как знал я, только начиналась. И Аманда, униженная и злая, теперь была еще опаснее.
* * *
Стражница у дверей Западного крыла — крепкая девица с чеканным профилем и холодными глазами — буквально расцвела, когда я к ней обратился. Ее щеки порозовели, стальная осанка смягчилась, а взгляд внезапно стал томным.
— Ваша Светлость! — она щелкнула каблуками так рьяно, что эхо пошло по коридору. — К Вашим людям? Сейчас! С величайшим удовольствием! — Она почти побежала впереди, хихикая в ладонь и украдкой бросая на меня взгляды, полные немого обожания. «Еще одна, чей разум сожрали зеленые глаза и титул Альфы», — подумал я с горечью. — Вот здесь, господин! — Она распахнула тяжелую дубовую дверь с церемонным жестом, задержавшись так, чтобы я ненароком мог коснуться ее в дверном проеме. Я ловко увернулся.
Дверь захлопнулась за мной, отрезая ее разочарованное «ах!».
И тут… я остолбенел.
Комната для кандидатов и спасенных была просторной, но аскетичной: каменные стены, соломенные тюфяки, бочки с водой. Но атмосфера царила не трудовая и не скорбная. Она была… экстатически-мрачной.
В центре, на импровизированном возвышении из пустых ящиков, стоял Степан. Но не тот согбенный, вечно молящийся шепотом крестьянин. Нет. Он стоял прямо, руки воздеты к сводам, лицо искажено священным экстазом и праведным гневом. Его глаза горели фанатичным огнем. Вокруг него, на коленях, тесным полукругом сидели все остальные. Григорий, Марк, Артем, спасенные из подземелья — все два десятка мужчин. Их лица были обращены к Степану с благоговейным ужасом и надеждой. Даже Марк, вечный скептик, смотрел на оратора, забыв про свои тетради.
— …и узрели мы истину! — гремел Степан, его голос, обычно тихий, теперь звучал как медный колокол. — Женщины сего проклятого рода! Да и все дочери Евы в этом оскверненном мире! Суть суть порождения змея искусителя! Алчные! Корыстные! Злобные! Согрешившие против самого естества человеческого, против замысла Господа! Они
