Проклятый Лекарь. Том 8 - Виктор Молотов
— Низко, — прокомментировал Ростислав.
— Нюхль, молодец, — сказал я, позволив себе секунду удовлетворения. — Держи его. Не отпускай.
Костяная ящерица держала. Вцепилась намертво, как бультерьер в кость — и не собиралась отпускать. Её челюсти были созданы для того, чтобы хватать и не выпускать. Даже если жертва дёргается. Особенно если дёргается.
А Альтруист дёргался. Ещё как дёргался. Пытался оторвать Нюхля, но руки тряслись, координация была нарушена, боль не давала сосредоточиться.
Маневр «Щелкунчик». Неэлегантно. Не героично. Ни один бард не станет воспевать победу, одержанную укусом в пах. Но когда речь идёт о выживании — элегантность идёт лесом. Главное — результат.
— Кирилл! — крикнул я, собирая последние крохи энергии. — Сейчас! Всё, что у тебя есть! Последний удар!
Парень поднял голову. Лицо белее мела, под глазами чёрные круги, губы потрескались. Он выглядел как человек на грани смерти — потому что он и был на грани.
Но он услышал. И понял.
— Я… — он с трудом поднял руки. — Я попробую…
— Не пробуй. Делай.
Кирилл сделал. Собрал всё, что осталось в его истощённом резерве. Последние капли магии света, последние искры силы. Ладони засветились — слабо, едва заметно, как тлеющие угольки в потухшем костре.
Я сделал то же самое. Выскреб со дна Сосуда Живы всё, что мог потратить без риска немедленной смерти. Пять процентов. Четыре. Три. Чёрная энергия некромантии собралась в моих ладонях — холодная, голодная, жаждущая разрушения.
Два потока устремились к согнутой фигуре Альтруиста.
Чёрный и белый. Смерть и жизнь. Тьма и свет. Две противоположности, две стороны одной медали — встретились в одной точке. Они ударили одновременно.
Взрыв был… красивым. По-своему.
Чёрное и белое смешались в вихре энергии. Не уничтожили друг друга — слились, переплелись, создав что-то новое. Серое сияние, мерцающее как северное, разлетелось искрами во все стороны.
Ударная волна прокатилась по поляне. Пригнула траву, качнула деревья, заставила задребезжать стёкла в окнах детского сада.
Альтруист отлетел назад, метров на пять, может, больше. Нюхль, отброшенный силой удара, покатился по земле, как костяной мячик. Но быстро встал на лапы, довольно щёлкая челюстью. В зубах что-то болталось — кажется, клочок ткани. Надеюсь, только ткани.
Теневик упал на одно колено. Его плащ дымился — в нескольких местах прогорел насквозь.
— Ты… — он прохрипел, с трудом поднимаясь. Одна рука всё ещё прижата к паху — там, где Нюхль оставил свой «автограф». — Ты за это заплатишь, некромант.
— Запиши на мой счёт, — ответил я, едва держась на ногах. Мир плыл перед глазами. Три процента в Сосуде — это почти ничего. — У меня там уже много накопилось.
Альтруист посмотрел на меня. Оценивающе, холодно. Потом — на Костомара, стоящего над пленником. Потом — на Кирилла, который буквально висел на заборе, чтобы не упасть.
Он не мог продолжать бой. Мы оба это понимали.
— Это не конец, — сказал он, отступая к ближайшей тени. Его голос звучал ровно, но в глазах горела холодная ярость. — Мы ещё встретимся, Пирогов. И тогда…
— И тогда я снова натравлю на тебя Нюхля, — перебил я. — Может, в следующий раз он откусит что-нибудь. Насовсем.
Ярость в его глазах вспыхнула ярче. Руки сжались в кулаки. На секунду мне показалось, что он бросится на меня, несмотря ни на что.
Но Альтруист сдержался.
— Прощай, — процедил он сквозь зубы. — Ненадолго.
Шагнул в тень и исчез.
Я простоял секунд пять, прежде чем ноги подкосились. Упал на колени, как мешок с картошкой. Тело отказывалось подчиняться командам мозга. Мышцы дрожали от истощения. Перед глазами плыли чёрные круги — признак гипоксии (недостатка кислорода) на фоне магического истощения.
Нюхль подбежал ко мне, как верный пёс, принёсший хозяину добычу. Ткнулся костяной мордой в ладонь, требуя похвалы и вознаграждения.
— Молодец, — прохрипел я, гладя его по черепу. Холодные кости под пальцами — странное, но успокаивающее ощущение. — Хороший мальчик. Заслужил награду. Две награды. Три.
Он довольно защёлкал челюстью и свернулся клубком у моих ног. В зубах — только клочок чёрной ткани от плаща Альтруиста.
Я проверил Сосуд Живы. Три процента.
Три. Жалких. Процента.
После боя с воронкой было шестнадцать. После схватки с Альтруистом — три. Две битвы подряд выпили из меня почти всё. Ещё одна — и я просто умру от истощения.
Нехило меня помотало. Смеяться сил не было.
Три процента. Это даже не запас на чёрный день — это запас на чёрную минуту. Если сейчас кто-нибудь чихнёт рядом со мной — я не смогу даже сказать «будь здоров».
Огляделся, оценивая потери.
Кирилл лежал на земле — там, где упал после последнего удара. Без сознания, но дышал — я видел слабое движение грудной клетки. Пульс… проверю позже. Сейчас не могу пошевелиться.
Костомар стоял над пленником, хотя «стоял» — это громко сказано. Скорее — балансировал на одной ноге, потому что вторая отвалилась где-то в процессе боя. Половина рёбер отсутствовала. Левая рука болталась на одном суставе. Череп треснул в трёх местах — зелёные огоньки в глазницах едва тлели.
— О-ох — простонал он. — Хозяин… можно я посижу? Или… полежу?
— Можно.
Он рухнул на землю с костяным стуком. Развалился на составные части — но продолжал что-то бормотать. Значит, «живой». Относительно.
Ростислав… Ростислава я почти не видел. Призрак стал настолько прозрачным, что сливался с ночным воздухом.
— Ростислав? — позвал я в пустоту. — Ты здесь?
— Здесь… — голос донёсся отовсюду и ниоткуда. Слабый, едва слышный. — Еле… держусь… Нужен отдых… Много отдыха…
— Отдыхай.
— Спасибо… хозяин…
Мерцание исчезло. Он ушёл туда, куда уходят призраки, когда им нужно восстановить силы. В какое-то место между мирами, о котором я предпочитал не думать.
Великолепно.
Команда разбита. Резерв пуст. Враг сбежал, но вернётся. Пленник цел, но молчит. И где-то там, в тенях города бродит разъярённый Альтруист с покусанным причинным местом, планируя страшную месть.
Отличная ночь.
Я заставил себя подняться. Колени подгибались. Каждый шаг давался с усилием, как будто я шёл по пояс в болоте. Но шёл. Некроманты не лежат на земле, пока дело не сделано.
Подошёл к Саблину.
Метаморф находился там, где мы его оставили — связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту. Под его кожей что-то двигалось — мышцы перекатывались волнами, как змеи под тонким одеялом. Он пытался трансформироваться. Разорвать путы. Сбежать. Но не мог.
Пытался, бедняга. Однако хомуты из лаборатории Мёртвого — это не верёвка из хозяйственного магазина. Они пропитаны подавляющим зельем. Блокирует
