Дух экстаза (СИ) - Greko
И Айзек, и Салли купались в всеобщем восхищении, которое пока лишь набирало силу. Завтра они проснутся знаменитыми. Их фотографии появятся в центральных газетах. Потом начнется шквал всеобщего обожания. Америка уже подсела на звезд. Зрители «Никельодеонов» писали владельцам письма с просьбой показать тот или иной фильм с участием именно такого-то актера или актрисы. Я же не собирался плыть по течению. Я это течение хотел взять под контроль. Пора порадовать мир агрессивной персональной рекламой вместо продвижения мужских подтяжек.
В общем, Изя кайфовал, в то время как Паркер дрожал от страха где-то за кулисами, Ося откровенно скучал, мечтая вернуться в гараж или к новой пассии из Сан-Диего, а я бесился. Только одно могло мне омрачить минуту триумфа — покушение на мою драгоценную свободу. Не полиции, не тред-юнионов — бабья. Заигрывание со мной достигло своего апогея. Еще чуть-чуть — и точка невозврата будет пройдена. И нет никакой возможности куда-то сбежать. У меня же, блин, премьера!
Механический Pianorchestra за 5 000 долларов, услаждавший слух публики перед началом показа, медленно погружался в глубину оркестровой ямы. Плавно гасли огни. Экран призывно мерцал в ожидании чуда. Затихал гул голосов заждавшихся зрителей. Констанс и Флоренс полушёпотом по-прежнему атаковали мои уши — каждая со своей стороны…
— Браво! Браво! — неистовствовала публика в зале.
Последний кадр с титром «конец» еще не исчез с экрана, но овации уже сотрясали зал театра Глокнера. Успех вышел оглушительным в прямом смысле этого слова. Фурор!
— Баз, ты знаешь, что означает мое имя? — жарко выдохнула Констанс с такой экспрессией, будто только этот вопрос мог волновать мироздание в данную секунду.
— А мое? — не сдерживая голос, выкрикнула мисс Вудхолл. — Мистер Найнс, куда вы?
— Прошу прощения, дамы, но меня ждут на сцене!
Только так и сумел избавиться от Постоянной и Цветущей.
И без того отчаявшийся и мрачный, получил еще парочку пинков под зад на вечеринке для почетных гостей премьеры, на которую сумел технично смыться в гордом одиночестве.
— Зайди ко мне завтра! — хмуро мне бросил генерал Отис, сам на себя не похожий и позабывший про традиционного «паршивца».
— Вы большой молодец, мистер Найнс, — хвалила меня, затолкав в угол зала для приемов, старушка Северанс. — Загляните ко мне на днях на чашечку чая. Мне нужно обсудить с вами одну деликатную проблему.
Будто я не знаю, что от меня понадобилось этим двум столпам лос-анджелесского общества. Собрались мне руки выкрутить с помощью карательного матримониализма. Это дикое словосочетание мне на голубом глазу выдал потенциальный тестюшка Гарри Чандлер. Он тоже присутствовал на приеме вместе с супругой. Оба смотрели на меня с жалостью. В переводе на нормальный язык слова Гарри означали одно: беги, Вася, беги! Не то окрутят в два счета!
— Баз, Баз, очнись! — дернул меня за рукав абсолютно счастливый и умеренно пьяный Портер. — Хочу тебя познакомить с моим другом. Дейв Гриффит, уже не начинающий, а состоявшийся режиссёр. А ведь он стартанул в кино с того, что снялся в моей картине, чтобы оплатить ремонт своих башмаков.
— Не преувеличивай, Эд, — засмущался мужчина с удивительно тонким интеллигентным лицом. — Мистер Найнс, то, что вы создали с Портером — это что-то невероятное. Мне бы ваши возможности. Но я только и слышу от продюсеров: «вы расточительный фантазер». В сравнении с вашим размахом я всего лишь мелкий поберушка на паперти гигантского собора, где вы служите мессу. Быть может, теперь что-то изменится. Вы, как русский царь Петр, прорубили окно в новый мир…
Гриффит? Что-то вертелось в мозгу, как бур на скважине в Хантигтон-бич. Гриффит?
— Мистер Дэвид!Давайте чуть позже. Совершенно голова не варит. Портер! Оставь в покое портер и сосредоточься. Привези ко мне завтра-послезавтра в «Берлогу» мистера Гриффита. Обсудим наши дальнейшие планы. Нам вообще нужно серьёзно все проговорить. Нет никакого желания остаться киностудией одного фильма. Нужен производственный план и свой пул сценаристов. Нужен одновременный запуск сразу нескольких картин. Нужно открыть публике новые звезды. Работы непочатый край. Вы, господин Гриффит, не желаете к нам присоединиться?
— Был бы счастлив. Мистер Найнс! Я приезжаю на зимние сезоны в Калифорнию и снимаю короткометражки. Два-три дня работы — совершенно неинтересно. Вы сокрушительно сумели доказать всепобеждающую силу полного метра. Быть может…
Я его уже не слушал. Все мысли были заняты только одним — предстоящими встречами со стариком-генералом и генералом в юбке еще более преклонного возраста.
… Отис, к счастью, не оправдал моих страхов, когда я заявился к нему с утра пораньше, решив не откладывать в долгий ящик неприятный разговор.
— Отцепись от моей внучки, паршивец! — заявил мне чуть ли не с порога.
— Я отцепись⁈ — возмутился в ответ, но тут же сник. Генерал был готов хвататься за револьвер.
— То есть, ты ей куры не строишь?
— Упаси Боже!
— Полегче на поворотах, гаденыш! — немедленно понизил меня в звании оскорбленный дед.
— Вам, папаша, не угодишь!
Генерал печально вздохнул.
— Ты хороший парень, Баз, но Констанс тебе не пара. Нету в тебе нужного лоска, увы. С этикетом незнаком. Манеры — это не только приемлемое поведение, но и выражение того, как ты относишься к другим, как заботишься об их самооценке и чувствах. Твой стиль — это слон в посудной лавке.
— Кто бы говорил! — окрысился я, но тут же исправился. — Да на черта мне ваши манеры⁈ Я жениться не собираюсь. Мне одному в моей «Берлоге» великолепно дышится.
Отис одновременно и облегченно вздохнул, и погрустнел. Забавная вышла игра чувств на лице.
— И так перед тобой в долгу. И придется еще глубже залезть…
— Дедуля, плюнь ты на свои «должен, должен». Выкладывай, что нужно.
— Сможешь технично от себя внучку отвадить? Так, чтобы она топиться не побежала?
Я завис.
— Непросто.
— Догадываюсь.
— Я что-нибудь придумаю.
Второй мой визит выдался не менее тяжелым. Миссис Кэролайн долго ходила вокруг да около. Завела разговор издалека.
— Вы слышали о концепции «свободной любви», Базиль?
Я чуть не опрокинул на себя чашку с чаем, которым меня потчевала хозяйка. Как-то дико услышать нечто подобное от божьего одуванчика, которой пора бы задуматься о вечности.
Миссис Северанс не уловила моего замешательства.
— У меня есть в Нью-Йорке замечательная подруга, Виктория. Недавно она овдовела и унаследовала огромное состояние.
«Подруге, как минимум, лет за 80, полагаю, — тут же заключил я. — Что-то концы с концами не сходятся».
— Наша духовная связь с Викторией возникла на почве борьбы за права женщин. Миссис Вудхолл еще более радикальная дама, чем я. Она, в том числе, борется за свободу вступать в брак, разводиться и рожать детей без вмешательства государства. Именно это она и называет свободной любовью. А вы что подумали?
Чашка чая все ж таки опрокинулась на мои брюки.
Пока я их оттирал салфеткой, ни о чем другом думать не мог. А когда закончил, мне все стало ясно. Вудхолл! Флоренс тоже Вудхолл!
— Вижу, вы, молодой человек, сообразили, где собака зарыта, — радостно улыбнулась старушка. — Ваши отношения с Флоренс подошли к той черте, когда пора принять какое-то решение. Хорошенько подумайте: девушка может унаследовать состояние своей тети.
— Но я… Миссис Северанс… Не хотел бы обидеть… Брак — это не мое… Не давал ни малейшего повода, который можно было бы истолковать как ухаживание…
— Ах, Базиль, вы же герой города. Конечно, девушки смотрят на вас с определенным расчетом. Девушки любят героев. И не только девушки… Вместе с Флоренс из вас могла бы получится неплохая пара. Вы оба богаты, молоды и смотрите на мир не как на застывшее вещество…
Я вскочил и заметался по комнате. Голова отказывалась работать, а между тем я понимал: еще немного — и все! Пропал Вася!
— Ну как же так, миссис Северанс⁈ Это, по меньшей мере, звучит странно. Где девичья скромность и все такое? Что за расстрельный феминизм? — я неожиданно родил умную фразу в пику чандлеровскому «карательному матримониализму» и чуть не брякнул насчёт неизвестного этому миру харасмента.