Дух экстаза (СИ) - Greko

Зал восторженно засмеялся. Даже судья с трудом удержался от смешка, когда объявил:

— В компетенцию Большого жюри не входит исследование мелких деталей происшедшего. По-моему, пришло время вынести решение. Что скажет коллегия заседателей?

— Не виновен!

Публика жарко зааплодировала. Все прекрасно понимали, что поучаствовали в фарсе. Адвокаты тред-юнионов пытались всеми силами найти почву для оправдательного приговора террористам и хватались за любые возможности. Жалкие попытки! На основании признательных показаний МакМэнигала, данные в обмен на судебный иммунитет, был арестован сам Джон Джи Макнамара. Во время обыска в Детройте, в подвале здания Central Life Building, в штаб-квартире IW, полиция обнаружила 200 фунтов взрывчатки, капсюли, катушки с предохранителями и 14 будильников, идентичных тем, которые использовались во время взрывов в Лос-Анджелесе. Лидера профсоюза сталелитейщиков и мостовиков экстрадировали в ЭлЭй. Рабочие всей Америки поднялись на его защиту. Некоторые умники договорились до защиты права на «прямые действия» угнетенного класса, от которых погибло столько людей. «Идет война!», — утверждали они. И я нежданно-негаданно оказался в нее втянут.

— Мистер Найнс! — завопила журналисты, толпой встречавших меня на ступенях здания суда.

До моего появления они, вытягивая шеи, громко переговаривались. Стоило мне возникнуть в дверях, бросились на меня, как прожорливая стая.

— Мистер Найнс! Несколько слов для прессы! Как вы оцениваете оправдательный вердикт коллегии присяжных? Вы боитесь последствий от взбешенных рабочих? Поделитесь, что вы испытывали, когда в ваших руках тикала бомба?

Я что-то отвечал, кого-то слишком ретивого отталкивал и пытался пробиться к своему автомобилю. Рядом с ним ждали братья Блюм и смутно знакомая особа в светлой юбке-штанах, безошибочно выдававшей в ней суфражистку.

«Где-то уже ее видел», — напрягал я свою память, но ничего путного на ум не шло.

— Не узнали меня, мистер Найнс? — мило улыбнулась девушка. — Мы когда-то давно оказались с вами попутчиками в поезде Нью-Йорк-Детройт. Я мисс Флоренс Вудхолл.

Неужели передо мной та самая завзятая курильщица, которую я окрестил Мери Поппинс? Удивительная метаморфоза! Мисс Флоренс, сменив старый наряд синего чулка на белоснежные одежды, могла похвастать ныне неплохой попкой и непонятно откуда возникшей сексапильностью. Ее бледность выдавала в ней жительницу Восточного побережья. Во взглядах, которые она на меня бросала, отчётливо сквозил интерес к моей персоне.

— Позвольте угадаю, — вежливо предложил я. — Приехали как журналистка освещать подробности будущего судебного процесса над террористами?

— А вот и не угадали, — кокетливо возразил русоволосый ангелочек женского пола. — Мою редакцию — я работаю нынче в Ladies' Home Journal — очень интересует премьера вашей кинокартины, о которой ходит столько слухов.

Еще бы они не ходили! Лично рассылал пресс-релизы в крупнейшие города, обещая нечто сногсшибательное. Хотя Портер оказался из породы оголтелых перфекционистов и все допиливал и допиливал наш фильм — переснимал эпизоды, колдовал с титрами, искал лучшие решения монтажа отдельных кадров, — все рано или поздно заканчивается. Пришла пора показать широкой публике наше творение. Его ждал старейший кинотеатр САШ, возобновивший в прошлом году работу после капитальной перестройки. Glockner’s Automatic Theatre на Мейн-стрит, бывший Electric Theatre Томаса Талли, на девятьсот мест и с подъемником для оркестра. Конечно, не дворец кино — таковых еще не было, но я планировал исправить это упущение, — зато известный всему ЭлЭй и охренительно вместительный. Премьера должна была состояться 1 марта 1911 года, через десять дней.

— Премьера, говорите? Что ж, можно вам поспособствовать, если расхвалите фильм в своей рецензии. Будьте моим почетным гостем!

— А я⁈ — раздался возмущенный голос позади.

Я обернулся. Со спины ко мне подкралась не кто иная, как мисс Чандлер.

— Баз, что за несправедливость! Я примчалась поздравить вас с победой, а тут… Тут вы, не сходя с места, раздаете обещания неизвестным дамам, словно позабыли, что уже пригласили меня!

Очишуеть! Это я-то пригласил? Интересно, когда? Из кутузки?

Констанс, победно сверкнув глазами на Флоренс, подхватила меня под руку и шепнула на ухо:

— Я вас спасаю, неужели не понятно?

Мисс Вудхолл оказалась решительно против моего спасения. Вцепилась в другую мою руку и придыханием выдала:

— Я с благодарностью принимаю ваше предложение.

— Ну же, Баз, я жду!

Я похлопал глазами, пытаясь сообразить, что от меня вдруг понадобилось Констанс. Повисшие на мне с двух сторон девушки немного отвлекали. Еще и фотографы слепили вспышками магниевого порошка.

— Эээ… Наверное, мисс Чандлер, — сообразил я наконец, — придется нам пригласить в нашу компанию гостью из Нью-Йорка.

Констанс благодарно сжала мне предплечье, умудрившись одновременно недовольно фыркнуть. Понаехали тут всякие янки-герл охотиться на наших мужиков.

— Мистер Найнс, быть может, вы найдете время пригласить меня на чашечку чая? — пальнула крупным калибром мисс Вудхолл.

— Баз, когда ты меня навестишь в «Бивуаке»? У меня есть чем похвалиться, — не осталась в долгу мисс Чандлер. — Виктрола! Да-да, дедушка подарил мне этот великолепный фонограф без дурацкой трубы.[1] Послушаем вместе модные песни. Обожаю «Милую Аделину» и «Бал трущобных щеголей», а ты?

— Базиль, вы же человек современных взглядов и не осуждаете меня за брюки?

— Я потратила совершенно сумасшедшие время и деньги на перманентные волны. Представляешь, они обошлись мне в тысячу долларов и целых 10 часов на их создание.

Это милое щебетание напоминало мне артиллерийскую канонаду в преддверии наступления. Или перестрелку двух эскадр в Цусимском проливе. Похоже, я совершил грубую ошибку: если дело так пойдет и дальше, я окажусь между львом и крокодилом любви. Констанс и раньше оказывала мне предпочтение. Появление конкурентки сорвало последние стоп-краны. Зачем в эту игру включилась Флоранс, я не понимал. Но судя по пожару в ее глазах, она приняла вызов соперницы и не имела намерения отступать.

Первый показ «Великого ограбления банка» лишь все усугубил. Девушки продолжали меня дергать каждая в свою сторону, не давая сосредоточиться на моменте, к которому так долго шел. На моей, ёксель-моксель, премьере!

Она была великолепна. Небольшое двухэтажное здание автоматического театра Глокнера еще не видывало такого нашествия. Движение на Мейн-стрит оказалось парализовано. Толпы заполнили проезжую часть. Автомобилям негде было приткнуться. Все хотели билетов. Перекупщики сновали между отчаявшимися и втридорога перепродавали и без того недешевые пропуска на премьеру. Я задрал цену до полдоллара вместо привычных всем пяти центов. Никто не роптал — почти тысяча счастливчиков гордо вплывала в здание по красной дорожке, залитой светом угольных софитов. И дорожка перед входом и яркое освещение — все по моему приказу.

Там же происходила фотосессия. Там рождалась легенда. Вернее, две. Кэтрин Ло и Дензел Рассел готовились войти в историю мирового кинематографа, стоя под огромными плакатами с их изображением в сценических костюмах.

Кто такие эта парочка? Все просто. В элегантном черном фраке и цилиндре — Айзек Блюм. Во взятых напрокат русских мехах — очаровательная старлетка Салли. Не мог же я поместить на афиши такие имена. Долго ломал голову, какие псевдонимы им придумать. Какие только варианты не перепробовал. Идея крутилась вокруг будущих суперзвезд мирового кино, но не хотелось испортить их историю. В итоге, остановился на именах. Долго перебирал варианты. Искал благозвучные сочетания, создав несколько групп критических слушателей.

С мужским псевдонимом вышло проще. Еще нерожденные Дензел Вашингтон и Рассел Кроу стали донорами для Изи. Так появился Дензел Рассел. Не потому, что я считал Вашингтона и Кроу самыми лучшими. Нет, все проще. Их имена, соединенные вместе, лучше воспринимались на слух, делали актерский псевдоним Айзика броским и запоминающимся. А вот женский… Ну, не годились имена будущих секс-бомб или роскошных женщин большого экрана для фамилии. В итоге, плюнул, вспомнил кличку Дженнифер Лопес и наградил Салли благозвучным никнеймом Кэтрин Ло. Немного похоже на Вивьен Ли, но все же другое.