Индульгенция 5. Без права на ненависть - Тимур Машуков

Я описал жуткие пейзажи — сгустки искаженной реальности, свет, выворачивающий душу наизнанку, тишину, гнетущую громче любого грома. Рассказал о тварях — не из плоти и крови, а сгустках чистой энтропии, тенях прошлых катастроф. Утаил только глубину своего погружения, свой танец на грани растворения. Это было слишком… личным. Слишком близко к тому, что сделало меня тем, кто я есть сейчас.

— А потом… Потом я нашел их, — продолжил я, переходя к ключевому моменту. — Нормандский отряд. Вернее, то, что от него осталось. Сначала наткнулся на трупы. Пошел искать дальше. Нашел остальных. Точней то, что не успели сожрать твари. Из двадцати человек осталось всего трое. Двое остались там, накрытые Серой пеленой. Боги дадут, они еще живы. Спят. Если не произойдет непоправимого, мы еще успеем их вытащить. Пара месяцев у меня для этого точно есть.

Годунов наклонился вперед. Интерес вспыхнул в его глазах ярче пламени в камине.

— Троих прикрыть у меня не получилось, поэтому дальше мы пошли с Вивиан. Остальные остались там и надеюсь я сумею вернуться туда раньше, чем их защита спадет.

Я рассказал Борису о совместной борьбе за выживание. Как наши магии — ее смерть и мой серый эфир — странно резонировали, создавая хрупкий барьер против всепожирающей силы Пустоши. Как мы делились последними силами, последней водой и пищей, как вели отчаянную перестрелку с тенями, используя не только магию, но и холодный расчет, знание ландшафта безумия.

— И вы увидели… Его? — вопрос прозвучал почти шепотом. — Сердце?

Я кивнул. Сдержанно. Даже сейчас воспоминание о нем вызывало ледяной ожог в груди.

— Видели. Невооруженным глазом. Оно… Это не место. Сущность. Дыра. Точка, где мир кончается. Свет… неописуемый. Он не слепит глаза. Он выжигает душу. И звук… Тишина, что громче любого гула. Оно дышало. И с каждым «вдохом» пространство вокруг корчилось, сжималось, затягивая все ближе к небытию.

Я сделал паузу, глотнув воздух, пахнущий теперь не тленом проклятого места, а дорогим табаком императора.

— Мы были слишком близко к нему. Чувствовали, как нас тянет. Как плоть и душа начинают… расслаиваться. Потом оно атаковало. Вырвались мы лишь чудом. На последнем издыхании. Прыгнули в разлом… И очнулись уже у входа в Пустошь со стороны…

— Нормандской Империи, — констатировал Годунов, его взгляд стал острым, как шило. — На землях самой герцогини?

— Не совсем, но близко к ним. На границе её владений. Изможденные, едва живые. Но… Все же живые.

Я опустил детали первых дней, нашу растерянность, слабость. Перешел сразу к сути.

— Там нас и нашли люди её дворецкого, Рудольфа. Уже после того, как грянул гром. После того, как мы услышали нелепые обвинения. После предательства.

Я изложил схему тех событий кратко, но ясно — зависть Норфолка, слабеющий император, жажда мести принца Альберта. Фальшивые улики виновности Вивиан в отравлении. Объявление ее вне закона. Преследование. Бегство к Изабелле. Опоздание. Штурм Редмонда. Спасение под ледяным дыханьем посланцев Нави. Не упомянул детали Перехода через Царство Мертвых, лишь намекнул на «древний и опасный путь», известный моему роду. И о встрече с Мораной — ни слова. Это было только между мной и Вечностью.

— И вот они здесь, — заключил я, когда мой рассказ подошел к концу.- Под защитой моего рода и… вашей, Государь, если вы соизволите даровать им своё покровительство.

Годунов долго молчал. Он встал, прошелся к камину, постоял, глядя на пламя, заложив руки за спину. Потом повернулся. Его лицо было непроницаемым, но в глазах бушевали мысли, расчеты, оценки.

— Пустошь… Сердце Пустоты… Проведение живых через земли смерти… — он произнес это негромко, как бы пробуя слова на вес. Потом его взгляд упал на меня с новой силой. — Ты обладаешь силой, Видар, и знаниями, которые… редки. Опасны. И ценны.

Он вернулся к столу, сел.

— Эта герцогиня… Она сильная духом девушка. Пройти через такое… — он покачал головой. — И её история, и ваша… они меняют расклад. Этот их принц Альберт… Он просчитался. Сильно, — в его голосе прозвучало холодное удовлетворение. — Они останутся под защитой Раздоровых. И под моим оком. Их представление ко двору… Состоится. Официально. Как почетных гостей Империи, нашедших у нас убежище от несправедливости.

Он замолчал, снова изучая меня.

— Но будь осторожен, Видар, — его голос стал тише, но весомее. — Вы принесли в мой двор не просто сенсацию. Вы принесли искру из самого Сердца Пустоты. Искру, которая может как осветить, так и спалить. Играете с силами, которые мало кто понимает. Даже я.

Я встретил его взгляд. В моих глазах не было ни страха, ни вызова. Только спокойное признание истины.

— Мы все играем с огнем, Ваше Величество. Просто огонь бывает разный. Я научился… не обжигаться.

Годунов усмехнулся. Коротко, без веселья.

— Хорошо. На сегодня достаточно. Можешь идти. И… передай герцогине де Лоррен — Империя рада принять её. Ах, да. Объяснись с моей дочерью. А то она мне всю душу вынула, требуя сказать, куда ты пропал. Если честно, не ожидал, что у тебя получится… М-да. Но мое отцовское благословение у тебя есть. Действуй.

Я встал, поклонился и вышел из кабинета, оставляя императора наедине с картами, пламенем камина и мыслями о Пустоши, Сердце мира и человеке, который прошел сквозь оба и вернулся, чтобы изменить правила игры.

Тихий стук часов за моей спиной отсчитывал начало новой главы. Главы, где я был уже не просто сыном Раздорова, а силой, с которой считался сам Государь. И пламя, о котором он говорил, теперь горело не только в Пустоши, но и здесь, в самом сердце Российской Империи.

Холодный мрамор приемной, казалось, впитывал остатки тепла из моего тела. Тяжелые двери кабинета императора сомкнулись за спиной с тихим, но окончательным щелчком, будто захлопнулась крышка гроба.

Я стоял, пытаясь вдохнуть полной грудью, но воздух был густым, словно пропитанным запахом старой власти и ледяной угрозы. Слова Годунова — «я слежу», «ты — мои глаза и уши» — висели в ушах, как набат. Расплата приняла форму долга. Долга страшного и неясного.

Пальцы сами нашли коммуникационный браслет на запястье. Прикосновение к холодному металлу немного вернуло меня к реальности. Я нажал руну связи с отцом.

Голос, прозвучавший в уме