Рывок в будущее (СИ) - Марков-Бабкин Владимир
Оттого мы и просчитывали потом варианты с лучшей теперь расстановкой наших сил. Затем и сделали бросок в припорашиваемой снегом грязи. Дав по прибытии войскам два часа на отдых и переодеться в чистое. По мере возможности, конечно.
Французы понимали, что мы должны подойти. Но, не ожидали нас сегодня, лихорадочно пытаясь третий день пробить оборону Маастрихта. По европейским меркам не могут солдаты так быстро идти. Да ещё погода эта. Картина Репина «Не ждали» в общем. Сбившиеся у костров редкие пикеты наши казачки тихо снесли. Заняли господствующие высоты. Порывы ветра и ожидаемая мной шумная вылазка осаждённых заглушили все наши передвижения. Мы готовы. Теперь я ждал только, когда ветер снесёт к Маасу большую часть тумана. Иначе придется наступать за полчаса до рассвета. А лишний час нам бы не навредил.
Вот отчётливо проявились лагерные огни у лежащего у подножия занятых нами высот Хеера. По прежнему плану мы должны были начинать севернее у Берга. Но, разлившийся ручей Кобергвег наши планы изменил. Скатываться с пригорков в этот весенний поток ночью, да и, на виду у противника, днём, сейчас малоинтересно.
Мои-то ребята — кирасиры и пехотная гвардия опытные: ещё в Санкт-Петербурге тренировались «ночью тонущих и раненых спасать», под «Царёвы лампадники» их искать. Казаки же светом не обстреляны, не говоря уже о французах. Но, казаки ребята в ночном бое умелые, главное, чтоб кони не испугались. А французам — незачем к такому и привыкать.
Даю отмашку ударным ротам на к вражеским позициям выдвижение.
Полчаса. Интенсивность канонады за Маасом начинает спадать. Не вовремя. Впрочем, французы сейчас рекой надвое разрезаны. На нём только старый мост в крепости и смог в последние дни устоять. Так что, мы, по логике и замыслу, не должны проиграть. Но, что нам даст этот ночной бой одному Богу известно. На всё воля Его.
Световой сигнал что пехота на месте. Пора начинать.Пока шуметь нельзя, как начнём, братушкам ещё до неприятеля пятьдесят аршин бежать. Раздаю приказы. Конница в седле. Фитили подпалены.
Крещусь.
Ну с Богом!
— Открывай!
Девяносто прожекторов распахивают створки вместе.
Девяносто «астральных ламп» вспыхивают новыми звёздами в лицо французов. Мало. Но такие лампы в моём будущем ставили на маяки. Да и не освещаем мы всё поле боя. Только триста пятьдесят саженей фронта. Узкая полоса света, бьющая в самое слабое у французов место.
Тактику придумал не я. И два раза она не работает. Но, почему бы этот шанс, один раз в военной истории, достался бы не мне? Да, пусть я не Жуков, но, за мной опыт военной науки почти на три века вперёд. И опыт Жукова тоже.
Богатыри принца Дадиани сейчас молча уходят в рывок на ослепших ошеломлённых французов. За ними вперёд идут кирасиры подполковника фон Берха. Их задача пробить брешь вглубь. Пока пехота Георгия Вахтанговича будет расширять брешь и рубить ошалевших солдат генерал — лейтенанта Пьера де Верже. Именно они имели неудачу быть резервом правобережных французов и стать нашей первой жертвой в этом сражении.
Коням мы подсвечиваем еще пятью прожекторами путь. Метров на сто вперед стелим его рассеянным светом. Там они войдут в основной луч. Шоры им не дают ослепнуть, но им и в начале нужно видеть куда они идут.
Слабы прожектора. Не прожектора ПВО Великой Отечественной. Отнюдь. Но, эффект неожиданности никто не отменял. И зенитных орудий «Ахт-Ахт» у французов нет, чтоб стрелять по прожекторам.
Затея была рискованной. И только расчёт на неожиданность и испуг. А так, в следующий раз перестреляют моих, как в тире. Тем более что движутся они тактическими коробками. Лишние несколько минут, и пушки начнут палить картечью.
Самый опасный момент всей затеи.
Прибегает вестовой.
— Ваше Императорской Высочество, — выдыхает он, — заслоны смяты, ребята рубят французов в палатках и у костров, те ошалели и не оказывают почти сопротивления.
Киваю. Адъютант мой Александр Бакарович Багратион-Грузинский отводит гонца в сторону и фиксирует в журнале донесение. Дает ему чайку из «личного термоса Царевича» хлебнуть. Прижившаяся уже у нас форма поощрения. Почти медаль. Внукам будет рассказывать.
Пока в целом тихо. Пушки молчат. Французы не поняли, что там у них за светопреставления вдруг случились.
Впрочем, вот и первые раскаты слышны. Что же настало время водить в бой стоящий за холмом запасный корпус борона фон Ливена.
— Пётр, — подзываю я молодого Румянцева, — скачи к Юрию Григорьевичу, передай что, как луч дальше перенесут, пусть выступают без промедления.
Будущий Задунайский козырнув скрывается в ночи. Мы стараемся не шуметь. Но туман над рекой скрывает нас от Морица Саксонского, а правобережным французам разве что только бьющий с горы свет и видно. Остальное на его фоне меркнет. Потому, после отправки в бой кавалерии, факелы в наших пикетах разожжены. А Ливен — генерал хороший, но, всё же, излишне острожен, так что не мешает ему и напомнить, что пора и основным силам взяться за дело.
Слышатся канонада. Очухались французы? Нет, это из крепости. Со стен им лучше видно, чем французам. А комендант Хоббе Эсайас ван Айлва и эрбгерцог Карл Аренберг труса не празднуют. Вижу там на нашем берегу вспышки. Значит, голландцы из Вика начали встречную вылазку и фон Левендалю будет не до того, чтобы за таинственным сиянием, льющимся с холмов у Кандиера наблюдать.
— Пётр Фёдорович, — говорит Ласси, — голландцы навстречу ударили, пора бы свет переносить, а то слепит их.
Киваю. Что-то я замешкался.
— Командуйте, Петр Петрович, — отвечаю, — перенесем южнее, Ливену сейчас там нужнее будет подсветка.
— Да, там д’Альбер, он опытен биться ночью, — соглашается генерал-фельдмаршал.
— Ну вот мы его и выведем на свет, — пытаюсь пошутить.
Надеюсь, что шучу не слишком нервно.
Ошеломить — значит победить. Сегодня нам удалось ошеломить. Но это всегда только половина победы. Боем в эти времена трудно управлять, да ещё в предрассветный час. Там внизу, у Маастрихта, у каждого своя война и своя победа.
— Соединились с голландцами.
— Артиллерия центра захвачена.
— С левого берега начинают палить.
С каждой минутой прилетают вестовые и приносят новые сообщения.
— Петр Петрович, — спрашиваю наставника своего, — может пора Нартову выступать.
— Рано, Пётр Фёдорович, — сначала пусть наши пройдут город и расположатся за Адскими Воротами.
Верно. Спешу. Мы беспорядочный обстрела потерпим, а вот нашим штурмам на левом береге нужно будет шанс дать.
— Можем единорогами поддержать, — советует Ласси.
— А не далеко?
— Немного, но мы на сто аршинном возвышении.
Киваю.
Ласси распоряжается. Собственно он и ведёт это сражение. Я тут так, лицом торгую. Придаю солидности бою. Мало что от меня сейчас зависит.
Наша экспериментальная батарея начинает пристрелку.
И вижу, что начинает доставать! Не всегда. Половина ядер и бомб достаётся Маасу. Но французы переносят огонь «на батареи противника». Они не могут знать дальность наших гаубиц. Потому палят туда, где должны быть по их мнению наши орудия. А там как раз генерал-лейтенанты д’Альбер де Люин пытается организовать контрнаступление.
Старик Мориц пороха не щадит. У нас не нашлось бы столько для этого фланга сражения. Ну, что ж, «туман войны» порождал и не такие недоразумения. «Дружественный огонь» никто не отменял.
Видит эту пальбу и фон Левендаль. У него сейчас тысяч пятнадцать по рукой. Но, по ним уже бьют со стен фортов, бьют, захваченные нами французские орудия, и наша, спустившаяся неспешно с гор, артиллерия.
— На юге враг сдался, — приносит благую весть новый гонец.
— Генерал д’Альбер? — не успеваю договорить
— Убит, — выдыхает измазанный в грязи, измождённый, но радостный боец.
Ну что ж не одному же д’Артаньяну (то ли генералу, то ли маршалу, не помню) под этими стенами погибать. Вот и герцог де Люин присоединился к реальному графу-мушкетёру.
