Архитектор душ - Александр Вольт
Оккультизм. Только этим словом Лидия Морозова могла описать увиденную картину.
Громов, сотрясаясь всем телом, выкрикивал слова на незнакомом, гортанном языке, его голос срывался, а глаза горели безумным огнем. Он был похож на сумасшедшего.
Лидия не колебалась ни секунды. Это был идеальный момент. Она бесшумно подкралась сзади, ее рука стиснула рукоять тонкого стилета. Она знала, куда бить. Чуть ниже ключицы, в подключичную артерию. Муж много успел ей рассказать. Быстро, почти безболезненно и смертельно. Она занесла руку для удара, целясь в ненавистную ей спину…
И в этот момент мир взорвался. Яркая, слепящая вспышка белого света, оглушающий удар грома, который, казалось, расколол сам дом, а затем абсолютная, звенящая темнота.
Она очнулась на полу. Голова гудела. Рядом с ней сидел Громов, а напротив стояла какая-то рыжая девчонка с револьвером. Все, что было дальше, слилось в один непрерывный кошмар. Невидимые оковы. Боль при попытке причинить ему вред. Невозможность позвать на помощь. Этот идиотский, унизительный марш-бросок через весь город под дождем.
В доках ей стало нехорошо. Не столько от вида мертвой эльфийки, сколько от всего сразу: от бессилия, от холода, от осознания того, в какую чудовищную ловушку она попала.
Лидия ненавидела себя за то, что приняла от него флягу с водой. Ненавидела за то, что согласилась сменить одежду. Но она не была глупой истеричкой, как эта рыжая. Заболеть сейчас означало проявить слабость, дать ему еще один рычаг для контроля. Она не могла себе этого позволить.
Громов изменился, это она поняла сразу. Он стал спокойнее, равнодушнее, в его глазах исчезло то самодовольное, похотливое выражение, которое она так презирала. Вместо него появилась отстраненная, пугающая глубина.
Он действовал логично, почти как машина. Покупка одежды, вода — это не были жесты доброй воли. Это были словно ходы в сложной игре, которую он вел. Он пудрил им мозги, усыплял бдительность показной заботой. И от этого Лидия скрипела зубами еще сильнее.
За всем этим новым лоском, прагматизма и иронией таился все тот же хитрый безжалостный демон. Только теперь он, казалось, стал умнее. Опаснее. Громов понимал, что они у него в плену. Что они его собственность. И это ее пугало до дрожи.
Когда он переступит грань? Когда ему надоест эта игра в отстраненного джентльмена? Когда он решит воспользоваться своей абсолютной властью над ними? Эта мысль была противнее, чем ледяной дождь, чем мокрые доски пирса.
Она стояла в прозекторской и наблюдала, как он вскрывает тело. Она заставила себя смотреть. Она должна была видеть все, чтобы найти подвох, ложь, малейший признак того, что он собирается сфальсифицировать отчет…
Ничего.
Она не поверила своим глазам. Нет, Лидия не была медиком, как ее покойный супруг, но кое-что понимала. И мало того — он не вел протокол сам, а доверил его вести Алисе Бенуа.
Поэтому все было более чем достоверно.
Лидия не увидела обмана, но заметила кое-что другое. Светящуюся душу мертвой эльфийки. И видела как он, прикоснувшись к психее, едва не лишился чувств.
Лидия понятия не имела, что случилось в тот момент с Громовым, но была уверена в одном: в этом замешан оккультизм и проведенный им ритуал.
Как и в том, что из-за этой темной магии она и Алиса теперь видят психею. И если кто-нибудь об этом узнает и доложит в Инквизицию, их сочтут еретиками, потому что никто во взрослом возрасте никогда не мог научиться видеть человеческие души.
И значит это только одно. Как только Инквизиция узнает — их лишат всего и сошлют на рудники.
* * *
Виктор Громов. Дома.
Я поймал два настолько выразительно недовольных взгляда, что понял — ответа можно не ждать. Пришлось брать все в свои руки.
Спустившись в кладовку, я нашел там в ящиках слегка проросший картофель, пару вялых морковок и, к своему удивлению, металлическую консервную банку без этикетки. Неужели здесь уже смогли изобрести тушенку? В нашей ситуации было бы очень кстати. Я повертел ее в руках и пришел к выводу, что это действительно похоже на привычную мне консерву.
Собрав весь этот нехитрый скарб, я поднялся наверх и дошел до кухни. Она была огромной и, без сомнения, стоила целое состояние. Темные мраморные столешницы, фасады из полированного дерева, ряды встроенной техники из нержавеющей стали, которая тускло поблескивала от времени. Все было нетронутым, холодным, словно ею никогда и не пользовались.
Я подошел к массивной газовой плите — профессиональной, с шестью конфорками — и привычно повернул один из выключателей. Раздался сухой, бесполезный щелчок пьезоподжига, но голубого пламени не последовало. Я пощелкал еще парой выключателей. Тот же результат. Газ, судя по всему, отключили. Нужно будет связаться с газовой службой и уточнить, в чем проблема.
Что ж, придется действовать по-старинке. Я почистил и нарезал картошку, отправил ее в чугунный котелок вместе с морковью, залил водой и, вернувшись в холл, повесил над огнем в очаге камина.
Когда овощи сварились, я ножом вскрыл банку. Так и есть — тушеное мясо. Повезло. На тех запасах, что были в кладовке, без еды в ближайшее время не останемся, но все равно нужно заехать в супермаркет и закупиться.
Я вывалил содержимое банки в котелок, добавил соли, которую нашел в одной из баночек, и довел рагу до кипения. Аромат горячей пищи заполнил собой все пространство.
За это время холл успел как следует прогреться. Стало по-настоящему уютно, если закрыть глаза на пыль и тишину.
Я принес из кухни три тарелки и ложки, и поставил котелок на специальную подставку, которую тоже нашел на кухне, установив это все на дубовый длинный стол.
— Ну, прошу к столу, — сказал я, расставив приборы. Не дожидаясь их, я сел сам и большой поварской ложкой наложил себе в тарелку не самое изысканное, но очень ароматное и питательное блюдо.
Девушки сначала воротили нос. Лидия сидела с таким видом, будто я предложил ей отведать яду, а Алиса с недоверием смотрела на простую похлебку, будто каждый день ей как минимум подавали перепелов в сметанном соусе.
Я уговаривать их не собирался. Кому надо вообще? Мне что ли? Я, голоден, а они пусть сами решают.
Девушки, видимо, ждали, что я буду их упрашивать. Ну или еще что — не знаю. Но я молча ел. Тишину нарушал лишь треск
