Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

От подъезда было видно, что у здания второго корпуса стоит красный «Икарус», к нему не спеша тянется редкая цепочка сотрудников.

— Какие предложения? — негромко спросил Баринов.

— Он же механизатор, к родному потянется, — тоже вполголоса ответил Акимушкин. — Давайте начнем с гаража. Там два ангара, десяток боксов, мойка, подсобные помещения — затаиться есть где.

— А почему не виварий? К животным, в отличие от людей, он тяготеет больше.

— Там спрятаться труднее. Не в клетки же лезть!

Баринов согласно кивнул.

Небо затянулось, облачность все плотнее. Как бы снег не пошел, а то и дождь... Если Иван где-то на открытом месте, туго ему придется. Тогда наверняка попытается спрятаться под крышу. Или пойдет напролом — через ограждение, наружу. Темноты дождется и рванет. Ему же невдомек, что за хитрости ждут на периметре.

К гаражному комплексу подошли боковыми дорожками. Навстречу из ворот выползли два «ПАЗика», что возили людей из поселка. Значит, очередь дошла и до обслуживающего персонала... Ну, слава богу, чем меньше народа на территории, тем спокойнее.

Завгара нашли тут же во дворе. Объясняться Баринов оставил Акимушкина, сам прошелся вдоль боксов, осматриваясь.

Да, укромных уголков масса. Но и людей в полдень, скорее всего, было немало — водители, механики, слесари... Двор огорожен, чужому украдкой пробраться трудно.

Подтвердил это и подошедший завгар, солидный пожилой мужчина военной выправки. Заявил, что в курсе событий. Начальник режима его сориентировал, и он сразу послал надежных людей обследовать все закутки, а также выставил два поста наблюдения — «таракану не проползти!»

Со стороны проходной послышался характерный шум вертолета. Баринов с Акимушкиным переглянулись — ну вот, и медицина подоспела! Главное, чтобы вовремя.

За воротами Акимушкин глянул на часы.

— Павел Филиппович, с минуту на минуту должен быть Захаров.

— Ничего, подождет! — с досадой отозвался Баринов. — А мы по-быстрому проскочим в виварий, а там и крематорий рядом. Только давай-ка напрямик, по тропинке.

Вошли в ельник, и на ходу Акимушкин спросил в спину:

— Павел Филиппович, а правда, что вы — то ли депутат Верховного Совета, то ли член ЦК?

Баринов даже споткнулся от неожиданности.

— Кто тебе такую глупость сморозил? — ответил, не оборачиваясь.

— Ну, разговоры разные ходят, — уклонился Акимушкин.

Баринов остановился, повернулся к нему.

— Чтобы пресечь в зародыше... Ни депутатом, ни членом ЦК я никогда не был. В бытность в Киргизии являлся членом Фрунзенского горкома. Почему-то числюсь в его составе и сейчас, видимо, по недосмотру. А самому писать заявление, сам понимаешь, некогда... Кстати, здесь я ведь даже на партучете не состою, — Баринов и сам удивился этому обстоятельству. — Слушай, а кто у нас парторг?

Акимушкин тоже был удивлен.

— А мы только что с ним разговаривали. Николай Петрович Шулькин, заведующий гаражом. Подполковник в отставке, между прочим.

Баринов только открыл рот, чтобы что-то сказать, как слева грохнуло — в тишине ельника отрывисто и довольно громко.

— Это он! — Акимушкин дернулся с места и, не дожидаясь напарника, побежал, слегка пригибаясь, в сторону звука — без тропинки, по неглубокому, слежавшемуся и подтаявшему снегу.

На опушке он задержался, прячась за невысокими, в рост, елками. Баринов остановился рядом.

— Как пить, его работа. Но на кой черт это ему сдалось?

Удар был немалой силы, коль не выдержала старинная, еще дореволюционная кладка. У водонапорной башни, самого высокого объекта городка, половина верхушки в виде набалдашника была снесена словно гигантской кувалдой. Или стенобитной бабой, которой рушат дома под снос... До башни полкилометра или чуть меньше, но хорошо видно постепенно оседающее облачко красноватой кирпичной пыли.

Баринов достал из внутреннего кармана куртки бинокль, тычась очками в окуляры, всмотрелся... Точно, из пробитого бака сквозь зияющий провал хлестала вода.

Та-ак, если провесить траекторию, по которой шел удар... ну, вроде как прямой наводкой. Это откуда же можно так ударить?

Акимушкин рядом что-то бормотал. Баринов прислушался — тот тоже размышлял, но вслух:

— «И вострубили трубы, и рухнули стены Иерихонские»... Откуда же он стрелял... вернее, бил. Если удар не по касательной, а прямой... а он должен быть прямым... Значит, откуда-то из центра... почти от администрации... Вот это силища...

Баринов подал ему бинокль, отступил за куст, закурил.

Черт, насколько все осложняется... И шансов у парня остаться в живых все меньше и меньше. Система не допустит... Да, в конечном итоге, Ивану не выжить. И спасти его никто не в силах. Система всегда уничтожает униженных и оскорбленных. Неважно — физически или морально. Тем более, пытающихся хоть как-то ей сопротивляться.

— Павел Филиппович! — негромко позвал Акимушкин.

Баринов оглянулся. Марат смотрел не на водонапорную башню, он водил биноклем по виднеющимся отсюда поверх деревьев многоэтажкам.

— Похоже, спецподразделение прибыло, вояки снайперов на крыши посадили! Административного корпуса и лабораторного номер три. Пока двоих вижу. — Он опустил бинокль, повернулся к Баринову, и вид у него был обескураженный и донельзя удивленный. — Это что ж, стрелять будут? По живому человеку?

— А там? — Баринов указал себе за спину, в сторону башни. — Там, по-твоему, не живые люди? И в коттедже...

— Живые-то живые, — Марат по своей привычке почесал задумчиво бровь. — А вот на кой ляд он по водокачке стрельнул?

Баринов иронически хмыкнул.

— А вспомни, что на ней нарисовано.

— И правда... Ох ты, да он, видно, и впрямь рехнулся!

— Или наоборот, осознал истинное положение вещей.

Еще в первые дни Баринов с удивлением разглядел на самой верхотуре водонапорной башни огромный человеческий глаз, нарисованный прямо по кирпичной кладке. Обрамленный пушистыми черными ресницами, с черным же зрачком, синей с легкой прозеленью радужкой...

Надо сказать, впечатляло.

«Это что ж, прямой намек — мне сверху видно все, ты так и знай? — подумал тогда Баринов. — Для режимного городка — уж как-то очень дубово... Ну, значит, такие у них вкусы».

И тогда же, идя аллейкой в сопровождении Шишкова то ли в виварий, то ли в «свою» лабораторию, он небрежно кивнул в сторону башни:

— Что, Шишок, недремлющее государево око? Ну, понятно, сексотов катастрофически не хватает...

Тогда Баринову еще нравилось зло и не очень подтрунивать над ним.

Шишков обиделся по-настоящему.

— Да за вами, интеллигенцией вшивой, глаз да глаз нужен! Твари неблагодарные! Вас государство вырастило, выучило — а вы только знаете, что ему гадить! Сахаровы всякие, Солженицыны, Даниэли с Буковскими!

— Э-ге-ге, Шишок, да ты, оказывается, еще глупее, чем кажешься... Вырастило... По милости родного государства лично я лишился отца в четыре года, а матери —