Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

— А что, Николай, как думаешь, не пора ли нам остановиться?

Банник действительно остановился, хмыкнул в своей манере. Повернулся к Баринову.

— А сам-то ты сможешь? Теперь, после всего. — Выждал короткую паузу, кривовато улыбнулся. — Вот именно! То-то и оно, брат Павел!

...Шишков довез их до ворот санатория.

Пересаживаясь на место водителя, Баринов спросил его небрежно:

— Сергей Сергеевич, как считаешь, не хватит ли нашему больному лодыря праздновать? Раз в неделю, скажем, по четвергам или пятницам, привози его к началу дня. Немного поработаем, отдохнуть есть где. А вечерком — назад. Или на субботу задержитесь, найдем, чем заняться. На худой конец — посидим, поокаем.

Шишков покосился на Банника, но ответил в соответствующем тоне, словно того и не было рядом:

— По-моему, идея хорошая, Павел Филиппович. Кроме пользы — никакого вреда. А уж я прослежу, чтобы Николай Осипович не сильно переутомлялся.

Глава 12

1

Михаил Дмитриевич, зам главного редактора «Труда», оказался человеком слова и дела.

Только отзвучали позывные программы «Время», раздался звонок межгорода. Конец дня, а голос свеж и бодр. Пара минут на взаимные приветствия, потом он взял быка за рога.

— У меня сидит Вадим Журавин, кое-что имеет сказать по интересующей вас теме, Павел Филиппович. Передаю трубу.

И это был, что называется, подарок судьбы.

Оказывается, однокашник Вадима заведует сельхозотделом в саратовской «Заре молодежи», его статью об экстрасенсах читал, а главное — проникся. И поспешил отзвониться, что в городке Щукино буквально шесть часов назад разыгрался, «разбушевался Фантомас», сиречь полтергейст. Сам он тут в командировке, готовит серию статей о передовиках, и оказался в той квартире одновременно с дежурным нарядом милиции. Знакомому начальнику РОВД очень доступно объяснил, что этими явлениями интересуются очень авторитетные ученые люди, и тот пообещал своей властью сохранить на месте происшествия все в нетронутом виде. Семью из квартиры, где проявился полтергейст, разместили временно в общежитии... Словом, Павел Филиппович, надо ехать в Щукино, и немедленно. Он, Вадим, тоже хотел бы присутствовать, вот, кстати, и продолжение той статьи — повезло, так повезло! А ему, Вадиму, собраться, как голому подпоясаться. Все с собой — блокнот, авторучка, фотоаппарат...

Группу Акимушкин собрал — оперативнее некуда, «аллюр — три креста». Баринову это даже показалось чем-то невероятным. Оказывается, и сейчас такое возможно, не только во времена его юности. То есть, действительно, ничто не ново под Луной.

Несмотря на зиму оптимальным сочли автомобиль — о билетах и багаже не нужно заботиться и к расписанию самолета-поезда-автобуса не привязаны. Загрузились в две машины, дождались Вадима, которого доставили на редакционной дежурке.

Выехали перед полуночью, утром миновали Саратов. Еще две сотни километров по левобережным волжским просторам, и вот он, небольшой районный центр Щукино. Как проехать к РОВД объяснил первый встречный.

Начальника на месте не оказалось, но их ждали, без проволочек и лишних разговоров сопроводили на место ЧП. Чем славны люди в форме, так это дисциплиной, четкой организацией и крайне сдержанным любопытством — если есть, конечно, соответствующий приказ.

Приятеля Вадима тоже не застали — оказывается, срочно отозвали в редакцию, хотя он и собирался их дождаться.

Издали открылась кучка двухэтажных домов пятидесятых годов постройки, на крышах штук по пятнадцать телевизионных антенн, кое из каких труб вьется дымок. Окраина поселка, дальше — неоглядное заснеженное бурьянное поле. Милицейский «РАФ» у подъезда крайнего дома, зевак не видно, это радует. То ли «менты» постарались, то ли разгар дня и все соседи на работе... Впрочем, место достаточно захолустное для толп, да и, скорее всего, информация о происшествии не очень-то разошлась по окрестностям.

Пока один постовой докладывал Баринову обстановку на «объекте», второй сбегал за участковым — опорный пункт размещался в соседнем доме.

Молодой, лет тридцати, лейтенант с приятным интеллигентным лицом — особенно, когда снял фуражку — был немногословен, в формулировках точен и информативен.

Квартира, где орудовал «барабашка», на втором этаже, трехкомнатная. Дверь не заперта, но опечатана. Живет здесь семья из пяти человек — муж с женой, двое детей и мать жены. Все трое работают на птицефабрике, квартиру эту получили лет десять назад. Ни в чем особо не замечены, правда, старший из детей, четырнадцатилетний Димка, в школе не на очень хорошем счету. Оксана, младшая девочка, учится во втором классе. Глава семейства Володя, слесарь, пьет умеренно, как все. Ну, жена Таня изредка тоже попивает. Основной квартиросъемщицей является ее мать Светлана Андреевна — ветеран труда, на «птичнике» лет тридцать, вот-вот на пенсию...

В тесной прихожей беспорядка практически не наблюдалось — на открытой вешалке тесно висели плащи и ветровки, поодаль стоял слегка обшарпанный холодильник «Орск», на полу у стены кучкой лежали женская сумочка, меховая шапка-ушанка и одна вязанная варежка...

Акимушкин и Журавин дышали в затылок, участковый деликатно держал дистанцию.

Слева открывался проход в кухню, Баринов шагнул туда.

Вот тут-то и всплыла в памяти старая фраза из далекого детства — «ах, этот маленький еврейский погромчик...», и потом она уже навязчиво звучала в ушах, пока он ходил по квартире.

Неведомый «барабашка» разгулялся на славу. Кухонная полка криво висела на одной петле, все тарелки-чашки-блюдца мелкими и крупными черепками усеивали пол, плиту и мойку. Ближе к окну валялись электрический самовар, сковородка, россыпь ложек и вилок, пара опрокинутых табуреток. По полу разбросаны куски жареной курицы, нарезанный хлеб, пряники, отваренная вермишель. Вытяжная труба дровяной колонки вырвана из дымохода и лежит на бельевых веревках, протянутых через всю кухню...

За спиной Вадим клацал затвором фотоаппарата, сверкал вспышкой.

Отстранив с дороги его и Акимушкина, Баринов вернулся в прихожую, прошел в первую комнату.

В ней, видимо, обитали хозяева, а разрушений было поменьше — сорвана гардина, разбито застрявшим в переплете стулом окно, сорвана со стены картина «Утро в сосновом лесу»... Лежащий на полу экраном вниз объемистый телевизор с вырванной задней панелью бесстыдно демонстрировал внутренности.

Добрался «барабашка» и до детской. С деревянной кровати сброшена постель, включая матрац, с широкого полутораспального дивана сметены подушки, с полки над письменным столом — книги и тетради, из раскрытого шифоньера вывалены на пол обувные коробки, пара-тройка отделений постельного белья. Валялась на полу и разбитая настольная лампа.

Смежная с ней небольшая комнатушка была, видимо, бабушкина, и здесь они застали полный порядок. Пусть несколько аскетический для женщины, но порядок. Строгого вида заправленная кровать, платяной шкаф, сервант, стол, маленький черно-белый телевизор на тумбочке в углу, ковер над кроватью, дорожка на полу...

— Что скажешь, Марат? —