Одержизнь - Анна Семироль
Прилежно сопя, Йосеф тащит ей мешочек с солью. Отдаёт, встаёт за плечом, заглядывает в кастрюлю. Сорси делает шажок назад, упирается спиной в любопытного верзилу.
– Ай! Вот тебе что, больше всех надо? – вопит она возмущённо. – А если бы споткнулась? А если бы кастрюлю уронила?
Гайтан глядит виновато. Поднимает Сорси под мышки и переставляет на метр в сторону.
– Извини, – покаянно басит он.
Девица хватает воздух ртом, будто готовясь рявкнуть погромче, краснеет, одёргивает заправленную под юбку мужскую рубаху и выдыхает:
– Иди отсюда!
Здоровяк пожимает широкими плечами, чешет коротко остриженный затылок и идёт искать отца Ксавье и Жиля, ушедших в здание вокзала выбирать место для ночлега.
– Эй?.. – коротко бросает Гайтан в густые сумерки под сводами.
Прислушивается: где-то в глубине вокзала звучат отдалённые голоса, лязгает металл. Гайтан идёт на звук, осторожно переступая через наносы пыли и мусор на полу, стараясь запомнить дорогу обратно.
– Отец Ксавье?..
– Мы тут! – отвечают ему впереди где-то справа. – Гайтан, иди помогай!
Втроём они подтаскивают ближе к выходу тележку на колёсиках, несколько лёгких металлических скамеек и ржавый остов стеллажа. Пока священник и Гайтан устанавливают это у стены подальше от сквозняков, Жиль приносит откуда-то пять пластин из лёгкого сплава, кладёт на стеллаж.
– У нас есть полки для вещей! – радостно восклицает он, вытирая о штаны грязные руки. – Вот так вот!
– Ты пока оботри скамьи, разложи на них спальники, – распоряжается Ксавье. – На тележке постели для Амелии, для неё размеры как раз. Гайтан, поищем ещё скамейки, всё лучше, чем спать на полу.
Пока они бродят в темноте под кирпичными сводами в поисках скамеек, Гайтан спрашивает:
– Отец Ланглу, вы зачем женились? Бог же вам запрещает вроде.
– Бог ничего не запрещает. Он всегда даёт выбор человеку. Между путём Бога и путём Зверя. Между понятием добра и зла. И между злом бóльшим и злом меньшим. Да, католическая церковь запрещает своим служителям вступать в брак, чтобы не отвлекались от служенья Богу на семьи. Но задумайся, в чём большее зло: быть верным церкви и оставить дорогого человека одного в нужде или, продолжая помогать людям, найти в себе Бога, заключить брак с той, которая нуждается в твоей защите?
– Ну, я не знаю, – растерянно басит Гайтан Йосеф, скрежеща по полу ножками скамейки.
– Здесь я нужен людям. А перед Богом отвечу, когда придёт время. Постой-ка, помогу. Давай мы с тобой одну скамью на другую положим и вместе донесём.
Вдвоём они переносят ещё четыре скамьи, устанавливают параллельно друг другу. Гайтан косится на расстеленный Жилем спальник, задумчиво отмечает:
– Нет, не для меня. Я не помещусь.
– А придётся, – усмехается Ксавье.
«Мы с Акеми ещё и в один спальник поместимся, не то что на одну скамейку», – думает Жиль и улыбается в сторону.
– Ужи-и-ин! – слышится голос Сорси. – Все жра-а-ать!
Гайтан вздыхает и бурчит:
– И чего она такая злая?
– Не злая она, – откликается Жиль. – Просто не любит, когда к ней первым суются. А вообще она хорошая. Отважная и умная.
– Да у неё мозгов, как у кастрюли! – восклицает Гайтан.
– На себя посмотри! – рявкает Сорси у него за спиной. – Ещё один гудок в мой адрес – так половником приложу, что…
– Тихо-тихо! – вмешивается Ксавье. – Ужин и отдых. Никаких конфликтов в группе!
Через пять минут все в сборе. Возвращаются Акеми с Амелией, Сорси молча раздаёт всем алюминиевые миски, шлёпает по половнику варёных макарон с кусочками вяленого мяса. Гайтану она сперва кладёт меньше всех, потом припечатывает парня высокомерным взглядом, фыркает и добавляет ещё половину черпака. Все едят молча, только Гайтан изредка чавкает. Амелия расправляется со своей порцией первая, начинает канючить, пританцовывая перед Сорси с пустой миской:
– Мало! Ещё! Мне надо ещё! Мадемуазель Сорси, так вкусно-о-о!
– Малышка, – строго обращается к ней Сорси. – Если я дам ещё, то кто-то останется без завтрака! Подожди чуть-чуть, твой живот ещё не понял, что наелся.
Амелия обиженно садится на своё место между Акеми и Жилем, складывает руки на груди:
– Тогда я хочу чай. С сахарочками.
– Нет чаю, Амелия, – сдержанно говорит Ксавье, подчищая остатки макарон краем ложки. – Есть вода. Будешь?
– Почему нет? Дома мы всегда пьём чай перед сном и утром… Где чай? – И она готовится расплакаться.
– А чай украл Король Воров, знаменитый цыганский барон, – объявляет почти невидимый в темноте Гайтан, сидящий на отшибе. – Знаешь такого?
– Не-е-ет, – заинтересованно тянет Амелия и подбирается поближе к Йосефу: – А расскажете?
– Расскажу. Если ты перестанешь ныть, умоешься и ляжешь спать.
– Я не буду ныть! Обещаю! – с жаром откликается девочка.
И вот она уже гремит ручкой ведра, в котором Ксавье приготовил воду для умывания, плещется, отмывая руки, и восклицает:
– Фу, какая вонючая вода! Отец Ксавье, почему она так противно пахнет?
– Там средство, делающее любую воду чистой, – отвечает священник. – Безобидное, но запах даёт не очень приятный.
– Точно безобидное? – напряжённо спрашивает Сорси.
– Гипохлорит натрия, мадемуазель Морье. Уверяю вас, отравиться им невозможно. Я его взял с собой на случай, если не удастся пополнить запас питьевой воды. Да и мыться, чистить зубы и стирать этим веществом очень удобно.
– Ясно, – облегчённо вздыхает Сорси. – Будем бесстрашно использовать. Так! Кто последний поел, тот моет посуду!
И она быстренько ставит пустую миску на бортик фонтана, который все используют как скамейку.
– Амелия, идём, помогу тебе ополоснуться и раздеться перед сном, – командует она, забирает ведро и скрывается за аркой перед входом в вокзал.
Акеми отчего-то чувствует себя настолько усталой и подавленной, что ест медленно, без аппетита, почти не чувствуя вкуса пищи. Мыть посуду достаётся ей. Жиль вызывается помочь девушке, но Ксавье и Гайтан привлекают его на установку тентов над дрезинами. Она собирает пустые миски и ложки, желает каждому спокойной ночи и долго сидит над ведром с водой, медленно и тщательно отмывая алюминиевую утварь. Когда она заканчивает, на улице уже настолько темно, что пробираться к спальным местам ей приходится на ощупь. Хорошо, что Гайтан сонно бормочет девочке сказку, и Акеми ориентируется на его голос.
Как только девушка приближается к повороту, за которым оборудовали спальню, её шёпотом окликает Жиль. Акеми тут же заключает мальчишку в объятья, ерошит подстриженные на затылке волосы.
– Я заждался, – выдыхает Жиль. – Пойдём в один спальник, а? Так это…
– Так теплее, – соглашается Акеми и следует за ним.
Акеми просыпается последней. Лежит, не открывая глаз и не шевелясь, вслушивается в звуки внешнего мира. Каждое утро для неё начинается с вопроса: настоящее это
