Предсказание дельфинов - Вольф Вайтбрехт

было на складе. Ракета могла отклониться от курса, значительно превысив шестичасовой лимит; парашют мог неправильно раскрыться, что привело бы к разрушению аппарата, или, что ж, он мог благополучно приземлиться. Были ли стальные баллоны, содержащие специальные газы, сконструированы так, чтобы выдерживать моменты невесомости на пике баллистической кривой, даже Ева Мюллер не могла сказать; никто никогда не проверял это, да и не было причин для этого.

Что там было? Яркое оранжевое пятно появилось из причудливого облака в небе. Амбрасян поднёс бинокль к глазам. Огромный парашют, на котором, словно сломанный кончик гигантского карандаша, висела третья ступень ракеты. Он опустил бинокль, дрожащими руками протирая глаза. Вот оно, я сделал это, подумал он; он глубоко вздохнул и снова поднял бинокль, и тут же его охватило раздражение от того, что парашют так медленно опускается к земле; парение в синеве казалось невыносимо долгим, а нетерпение – почти физически мучительным. Ждёт ли его вертолёт там, где он приземлялся? Пилоты уже заметили парашют? Прямо сейчас, в эту самую минуту, им нужно было взлететь, чтобы быть на месте приземления, как только ракета коснётся земли...

Остальные тоже заворожённо смотрели на парящую в небе надежду; теперь они поняли, что скорость снижения была пугающе высокой; И когда порыв ветра погнул один край парашюта, и ракета начала трястись, Хельга испуганно вздохнула.

Ева Мюллер первой взяла себя в руки. - Быстрее, не уставай, подготовь всё к посадке вертолёта, чтобы мы могли начать без промедления На удобной местности был установлен посадочный крест, и вид всегда был устремлён в небо... Холмы закрывали вид на место приземления ракеты, где, по их прогнозам, она должна была упасть в высокую траву. Но там всё, казалось, шло по плану, потому что вскоре после команды Евы они услышали глухой стук и увидели приближающийся низко летящий вертолёт.

Разгрузка проходила быстро; рук было больше, чем требовалось. Теперь большое пенопластовое яйцо лежало на земле монгольской степи, окружённое мужчинами и женщинами экспедиции. Ева Мюллер торопливо работала над ним, дергая за верёвку, свисавшую с однородной белой массы. Словно по волшебству, контейнер послушно открылся; внутри, бережно уложенные, лежали плазменный резак и оба баллона со специальными газами.

- Невредимы – подтвердила Ева.

Не только Амбрасян почувствовал облегчение; если всё пойдёт хорошо, если Ева Мюллер не ошиблась, Хубер скоро будет освобождён. Хельга украдкой скрестила пальцы – за Бертель, за Еву, за себя:

Тебе должно повезти, Ева, ты должна это сделать, не зря же ты это сделала, он должен выбраться из этой ямы, он не может там задохнуться... А что, если он всё-таки задохнётся? Бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно! Мысли Хельги закружились, как карусель, когда Бертельу стук в дверь сообщил, что время пришло, теперь пора, и ему следует отойти как можно дальше от двери. - Понял – ответил он азбукой Морзе.

Из наконечника, словно лазерный луч, вырвалось рубиново-красное, тонкое, концентрированное пламя, с которым Ева умела обращаться, как с игрушкой. Пламя было настолько пронзительным, что смотреть в него было невыносимо и, что ещё важнее, крайне опасно; предупреждала Ева. Она носила очки, скорее как маску. В Дрездене продумали всё, не только очки; даже записку с приветствиями и добрыми пожеланиями, которую она позже, когда будет время, не спеша прочтёт, – наспех нацарапанные строчки, полдюжины подписей.

- Смотрите, нет, не смотрите сейчас! Материал трескается! - – возбуждённо воскликнула она. Хельга закрыла лицо руками. Не смотрите, нет, лучше не смотрите.

- Тает! - – закричала Ева. - Я мигом пройду! - Хельга опустила руки и посмотрела в степь. Степь мерцала. Где-то пролетела большая тёмная птица.

Внезапно шипение оборвалось, так резко, что все вздрогнули... - Готово! - – крикнула Ева высоким голосом, и раздался глухой стук. Большой кусок стены, который она аккуратно вырубила, обрушился внутрь; в розоватой поверхности зияла дыра окружностью около квадратного метра, чёрная, зияющая дыра, похожая на рану, или так показалось Амбрасяну.

Хельга бросилась вперёд и остановилась перед входом. - Бертель, пора, выходи, ты ушибся? Где ты? - Прежде чем Амбрасян успел подойти, в проёме появилось лицо Хубера – бледное, моргающее, с растрепанными волосами, смущённое. И он, конечно же, улыбался. Хельга вцепилась ему в шею, не отпуская, пока он не оттолкнул её, мягко, но твёрдо:

- Хорошо, сначала выпусти меня.

Напряжение спало; все хотели пожать Бертельу руку, помочь ему выбраться. Это оказалось довольно сложно. Дыра была достаточно широкой, но слишком высокой, поэтому они подняли и вытащили его, Шварца и могучего Бьямбу. Глубоко вздохнув, он сел на траву, прищурился и отмахнулся от предложения поехать на повозке в лагерь. - Воздух, — сказал он, — свежий воздух… Дайте мне сначала прийти в себя, здесь так красиво, краски, солнце… -

Пока освобожденный подкреплялся коньяком, принесённым Лхамсурен, и сопротивлялся, когда все хотели узнать о нём слишком много, Ева снова зажгла горелку, чтобы расширить отверстие до подходящей двери. Никто не обратил на неё внимания, пока она не вернулась к Хуберу, и Амбрасян не объявил: - Товарищ академик, сокровищница астронавтов открыта к вашим услугам.

Только теперь все полностью осознали, что перед ними волшебная пещера. Комната была не заперта, и, как можно было надеяться, её богатое и нетронутое содержимое! Дверь таинственно манила, тьма расстилалась вдали под палящим полуденным солнцем. Они протиснулись к выходу, никто не хотел оказаться во втором ряду, но Амбрасян поднял руку.

- Отойдите — приказал он, предотвращая ещё одну спонтанную реакцию. - Сначала мы посветим внутрь, а потом определим порядок входа

Они вручили ему большой ручной прожектор на батарейках. Он вспыхнул мощным лучом и направил его в темноту. Он испуганно отпрянул.

Луч, направляемый рукой Амбрасяна, создавал нечто большее, чем просто яркость. Из камеры раздался странный, слабый треск, и через несколько секунд распространился запах такой интенсивности, что его невозможно было описать.

- Амбрасян, отойди! - — крикнула Лхамсурен. - Эта штука может взорваться! -

Шварц был менее взволнован; он обернулся: - Вы ничего не чувствуете? Где защитные маски? Надо било их надеть; лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Едва эти фразы были произнесены, как пещера начала светиться изнутри. Красновато-золотистый, мягкий, но мощный свет, казалось, исходил из самых глубин, от самих стен, нереальный, никогда не виданный, или, по крайней мере, похожий на альпийское сияние, с которым Бертель восторженно сравнивал его.

- Стены, вся пещера! Самосветящийся, сам материал сияет, словно изнутри! - Бертель не выказал никаких признаков преодоления страха или слабости – настолько прекрасным казалось