Одержизнь - Анна Семироль
– С Жилем! – отвечает перепачканная мороженым девочка. – Я по нему соскучилась!
– Хорошо. Я выйду набрать земли для ящерки и поднимусь в номер.
Ксавье уходит, за ним спешит и Фортен. Они выходят на крыльцо, спускаются по ступеням. Ксавье вдыхает прохладный ночной воздух, оборачивается на библиотекаря.
– Я рад, что мы уезжаем. Но ужасно жаль, что так всё скомканно получилось, – признаётся отец Ланглу.
– Ну, это не ваша вина. Обстоятельства, друг мой, – разводит руками Фортен. – Наверное, я единственный, кому здесь понравилось. Я в восторге от Англии. Совершенно другой мир! Какие роскошные памятники архитектуры! А музеи! И я в жизни не мечтал, что однажды буду общаться с королём другого государства.
– Ему понравился портрет? – спрашивает Ксавье, доставая из кармана лёгкой куртки сложенный полотняный мешок.
– Очень. Я рад, что успел нарисовать его и сделать несколько набросков. Основной рисунок остался у его величества, а наброски я в пути закончу.
Ксавье кивает, присаживается на корточки, быстро бросает в мешок несколько горстей земли с газона, разравнивает после себя почву, и они с Фортеном поднимаются на лифте в номер. Мальчик-коридорный уже там, терпеливо ожидает их, сидя на подоконнике. Спрашивает у Фортена, куда поставить кроватку для маленькой мисс, и Жак пускается в разъяснения. Ксавье относит в номер Гайтана и Жиля мешочек с землёй, возвращается к себе, включает свет и замечает лежащий на прикроватной тумбочке белый конверт со своим именем. Он открывает его, вынимает короткую записку, написанную аккуратным почерком: «В. будет с вами в одном поезде. У проводника рыжая борода и имя Джилрой. Найдите его. М.Т.».
На свету буквы светлеют, теряют чёткость, тают, словно впитываясь в бумагу. Секунды – и в руках Ксавье Ланглу чистый лист. Священник тяжело вздыхает, кладёт записку в конверт и убирает в карман рюкзака. На всякий случай, чтобы не оставлять её в номере. Спустя десять минут Ксавье уж спит так крепко, что даже не слышит, как в соседний номер возвращается остальная часть компании.
Пока Акеми готовит кровати ко сну, а Жиль умывается в ванной, Амелия обходит комнату, трогает шёлковые кисти на занавесках. Выглядывает на балкон – и тут же с воплем выскакивает оттуда.
– Акеми! Акеми, там птичка! – испуганно кричит девочка.
– Пни её, раз она такая страшная! – отвечает из соседней комнаты Гайтан.
Японка подбегает к Амелии, та тут же обнимает её.
– Прогони её, прогони! – просит девочка, утыкаясь лицом в живот Акеми.
– Да что с тобой, малышка? Всего лишь птичка. Пусти меня, я посмотрю.
– Не трогай её! Не трогай! Она плохая, злая! Мама рассказывала про неё! Из неё жизнь выпила ведьма!
Акеми выходит на балкон, возвращается, неся в руках фигурку, которыми англичане украшают газоны: маленькую птицу, раскрывшую крылья на каменном шаре. Амелия тут же прячется за кровать, оттуда кричит, чтобы Акеми немедленно выбросила птичку вон. На вопли девочки является растрёпанная Сорси в одной короткой майке, забирает из рук удивлённой японки фигурку и выставляет птаху за дверь номера.
– Всё! Быстро спать! – строго командует рыжая, толкает дверь в ванную татуированным бедром. – Жиль, хватит плескаться, тут не один ты грязная свинья!
Акеми успокаивает Амелию, укладывает её в кровать и гасит свет. Дожидается Жиля, и они вдвоём ныряют под лёгкое тёплое одеяло.
– Прижмись ко мне, – сонно шепчет мальчишка. – Хочу уснуть, целуя тебя в шею. И чтобы волосы нос щекотали…
Он обнимает Акеми, запускает обе руки ей под футболку. Ладони влажные, горячие. Девушка замирает, впитывая волшебное ощущение близости и покоя, наслаждаясь прикосновениями его губ. Сегодня ей как никогда хочется продолжения, но нельзя, нельзя: рядом посапывает Амелия.
– Жиль, – окликает Акеми шёпотом. – Я хочу сказать тебе что-то очень важное. Жиль… ты спишь уже?
Он не отвечает, лишь дыхание становится спокойнее и глубже. Акеми тихонько улыбается в темноте, поправляет подушку под щекой и тоже погружается в сон.
– …Акеми. Акеми, вставай.
Девушка вздрагивает, сонно щурится. В комнате темно, но Мару Тейлор в алом коротком плаще поверх тёмного платья она видит очень чётко. Та стоит у кровати, протягивает японке руку:
– Идём. Только тихо. Давай скорее, не спрашивай ни о чём.
Как есть, в футболке и трусах, девушка на цыпочках идёт за Марой. Двери в номере открыты настежь, хотя Акеми точно помнит, что Жиль запер комнату на ночь. «Сон. Это сон», – думает девушка, и эта мысль успокаивает её. Она обувает лёгкие туфли в коридоре, выходит за порог. Мара ставит фигурку птички на шаре на стол, оглядывается в сторону кровати Сорси и Гайтана и покидает номер. Двери закрываются за ней с тихим щелчком.
Сорси стискивает подушку обеими руками, зарывается в неё лицом. Всхлипывает, не боясь разбудить Гайтана.
На улице Акеми садится позади Мары на ховербайк, ёжится от холодного ветра.
– Куда мы? – спрашивает она, не надеясь услышать ответ.
– Поговорим. Но не здесь, – отрезает дальнейшие вопросы женщина, и ховер поднимается в воздух.
Акеми крепко зажмуривается, её пугает высота и ощущение беззащитности, крепко держится за пояс плаща Мары. Чтобы отвлечься, девушка считает про себя до ста по-японски, потом назад, потом начинает заново. На пятом повторе счёта ховербайк сбрасывает скорость, снижается. Когда машина касается твёрдой поверхности, Акеми слегка встряхивает.
– Слезай. Иди за мной, – распоряжается Мара.
Девушка осторожно открывает глаза, оглядывается. Странное место. Вроде и каменная площадка, но почему-то за её пределами ничего не видно. Лишь окаймляющие её по кругу ограждения.
– Это крыша, – поясняет Мара. – Поторопись.
В нескольких шагах от ховера виднеется спуск в темноту. Мара Тейлор идёт по ступенькам, Акеми следует за ней. Ступени, темнота, коридор… Всё это будит в памяти воспоминания о Подмирье и Рене Клермоне. По спине прокатывается холодная волна, и Акеми обнимает себя за плечи. Ступеньки под ногами широкие, крепкие. Хоть спуск и долог, шагать легко, особенно если считать про себя, держать ритм. Вот и очередной коридор, и Мара окликает Акеми:
– Направо. И вдоль стены. Мы почти на месте.
– Ты живёшь здесь? – спрашивает японка, и её голос разносится эхом.
– Нет, милая. Здесь мы работаем.
В коридоре загорается приглушённый свет. Акеми видит впереди дверь, успевает отметить, что коридор не прямой, а мягко заворачивает – видимо, идёт по кругу. Мара проводит по электронному замку прямоугольным кусочком пластика, и дверь открывается, уезжая в стену.
– Проходи. Я согрею тебе чаю.
За порогом – огромное помещение с куполообразным потолком. Всюду мерцают огоньки, работающие приборы создают непрерывный тихий гул. Акеми проходит вперёд, разглядывая прозрачные экраны, висящие прямо в воздухе, перешагивая через толстые витки проводов, обходя причудливые аппараты, назначения
