Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
— Взгляни на этого ребенка, Ила, — предложил мне шейх, — Ты же был учеником лекаря?
Я неуверенно кивнул. Потом посмотрел на шейха — проверяет ли меня мой учитель или просто посылает меня в пасть неведомой опасности, потому что сам не хочет приближаться к мальчику?
Мне вспомнился вчерашний обряд возле черных камней… Шейх сказал, что он забрал себе все мои страхи. Значит ли это, что теперь сам шейх стал трусливее, а я — храбрее? Если так — то это огромная жертва со стороны шейха, значит, он и правда святой человек, если готов стать трусом сам и спасти от этой судьбы других, например, меня.
Мое сердце наполнилось любовью к шейху — человеку, заменившему мне отца и открывшего мне настоящего Бога. И я храбро шагнул к мальчику, потом присел рядом с ним на пол пещеры, застеленный травяными циновками.
— Эльсид, здравствуй. Да благословит Отец Света твои шаги, и да изгонит твою хворь! Эльсид, ты слышишь меня? Меня зовут Ила. Я мюрид нашего шейха.
Но Эльсид не слышал. Его глаза все так же были устремлены в потолок, а потом он пробормотал:
— Норка. Мухи. Норка…
Эльсид произнес еще несколько слов, совершенно непонятных. А после вдруг закричал — резко и оглушительно, и всё его тело изогнулось судорогой.
Я в ужасе замер от этого крика, больше всего на свете мне сейчас хотелось убежать от больного как можно дальше.
Я обернулся и посмотрел на шейха, тот хмурился и яростно сжимал в руке свой белый посох, будто тот был оружием. Фатима от криков брата подпрыгнула на месте, расплакалась и затараторила:
— Он всегда это говорит! С тех пор, как он заболел — он только твердит «норка», «мухи». И иногда кричит. А больше ничего! Остальные слова — ГДЕ? Забыл?
— Похоже на мозговую горячку, — сказал я, просто чтобы сказать хоть что-нибудь.
Что за мухи в норке? Может быть ребенка укусил шершень?
Я осторожно взял в руки голову мальчика, и по всему моему телу вдруг прошла странная дрожь. Будто от Эльсида исходила какая-то непонятная энергия. Не такая, какую я чувствовал, прикасаясь к шейху, а совсем другая — плотная, насыщенная, смертельно опасная. Мальчик был очень горячим, таким горячим, что непонятно, как он мог прожить несколько дней с такой температурой.
Я осмотрел коротко стриженную голову ребенка, но никаких следов укуса шершня не обнаружил. Тогда я стянул с Эльсида одеяло, мальчик под ним лежал совершенно голый.
— Он всю одежду срывает, — пожаловалась за моей спиной Фатима.
Я тщательно осмотрел тело мальчика, даже перевернул его на живот, а потом опять на спину. Это было легко, как и все бедняки, Эльсид был тощ и весил мало. Но прикасаться к нему было мучением, энергия, исходившая от Эльсида, будто обжигала меня каждый раз. Как будто кто-то не хотел, чтобы я касался мальчика…
— Муха. Норка, — повторил Эльсид, как зачарованный, — Смотрит. Смотрит! Глаз.
Эльсид дышал тяжело. Дыхание у него в общем-то было уже агониальным, я был согласен с местным лекарем, который признал Эльсида умирающим, уже почти трупом.
— Вот это он тоже говорил, — испуганно всхлипнула Фатима, — И про глаз. Который смотрит.
Осмотр тела ребенка мне ничего не дал — ни ран, ни укусов, вообще ничего.
Я прильнул к груди мальчика и послушал сердце — как я и ожидал, сердце у Эльсида билось неправильно, как у умирающего.
Но что это мне дает, чем же я могу помочь? Я мучительно соображал, хотя соображать именно здесь, рядом с Эльсидом, было очень тяжело. Будто нечто, что было в мальчике, пыталось залезть сейчас и в меня, спутать мне все мысли.
Похоже на чуму, но никаких бубонов у ребенка нет. Это могла бы быть чахотка, но он не кашляет. Может быть загноение кишок? Я ощупал живот Эльсида, но мальчик даже не поморщился, да и прощупывалось все отлично — ни один из органов не был воспален. Значит, кишки тут не причем…
За моей спиной вдруг раздался женский вскрик.
Обернувшись, я увидел, что это вернулась Зейнаб — мама мальчика. Поставив ведра с водой, которые она принесла, Зейнаб упала на колени и припала к руке шейха.
— Вы его вылечите, шейх? — в великом ужасе спросила женщина.
Шейх не ответил, только мрачно и неопределенно покачал головой. Это было паршивее всего. Мог бы хотя бы утешить бедную женщину!
А потом шейх посмотрел на меня — со странным выражением. Будто это я теперь был шейхом, а он — моим мюридом. Это меня шокировало, но и приободрило тоже. Я понял, что шейх хочет, чтобы я взял ситуацию в свои руки.
— Куда ваш сын ходил перед тем, как заболеть, моя госпожа? — спросил я у Зейнаб.
Зейнаб поднялась с колен, на которые вставала, чтобы поцеловать руку шейха, опустила взгляд в пол, как и положено при разговоре с мужчиной, и ответила:
— В Долину Крови. Я ему говорила, я его предупреждала, чтобы он не ходил на закат солнца, на запад — в проклятую землю. Но он не послушался, он там ловил ящериц. Его не было день. Или два. А вернулся он совсем больным. И с тех пор лежит. Лекарь сказал, что мой сын скоро отправится к Отцу Света…
Глаза у Зейнаб увлажнились, но в остальном женщина держала себя в руках, хотя ей явно было очень горько.
— Он принес с собой что-нибудь из Долины Крови? — спросил шейх.
— Нет, мой господин. Даже ящериц не принес. Он принес лишь свою болезнь.
Повисло молчание, слышно было только, как сопит, тяжело дыша, несчастный мальчик. Зейнаб набрала в пиалу воды, присела рядом с сыном и стала его поить. Эльсид пил жадно, а закончив пить, пробормотал:
— Мальчик! Жизнь! Живу. ВОПЛОЩЕНИЕ. ВОПЛОЩЕНИЕ!
Теперь Зейнаб всплеснула руками и разрыдалась.
А Эльсид продолжил бредить:
— Глаз. Смотреть. Мальчик. Красный. КРАСНЫЙ!
Меня вдруг, как огнем обожгло. Теперь я понял, что напоминает мне болтовня больного ребенка — знакомые речи… Эльсид сейчас говорил также, как говорила когда-то давно моя собственная мама.
— Зейнаб, выйди, пожалуйста, отсюда, — попросил я, — И Фатиму забери. Подождите снаружи.
Зейнаб поглядела на меня удивленно, но при этом с надеждой. Спорить с мужчиной или задавать лишние вопросы она не стала, просто взяла за руку Фатиму и покинула пещеру, забрав дочку и задернув за собой козью шкуру, прикрывавшую вход.
— В ребенке джинн, — сообщил я шейху, — Оттого он болен. Оттого наверняка и животные стали разбегаться
