Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
Чуть ближе они стали лишь на следующий день, но на следующий же день у нас почти подошли к концу запасы воды и пищи. Мой верблюд не пил и не ел уже несколько дней, так что становился агрессивным и неуправляемым, он иногда отказывался идти, он даже пытался кусаться. Но верблюд шейха оставался таким же спокойным и безмятежным, как и его хозяин, он нёс свою ношу смиренно. Мне подумалось, что шейх наверняка контролирует настроение верблюда своими мистическими способностями.
К полудню подули жаркие ветра, они дули нам в спину, стало намного теплее, камень теперь обжигал ногу даже сквозь туфлю, когда я слезал с верблюда.
Я обернулся и увидел то, что и ожидал — пыльную дымку на горизонте далеко за нашими спинами. Дымка росла, к вечеру будто само солнце запылилось, подернулось туманом.
— Шейх, надвигается великая буря!
— Знаю. Не переживай, Ила. Селение уже близко. Там мы по милости Отца Света найдем приют.
Селение? Я не представлял себе, как селение может располагаться в таком месте — где даже лишайники и колючка не растут, где нет ничего, кроме камня.
Но до темноты мы и правда доехали до селения. Эта деревня стояла на склоне очередного каменного холма, домики здесь были сложены из тех же камней — необработанных. Домиков было не больше сотни, а за деревней возвышалось нечто странное — огромная остроконечная стела, частично собранная из камней, а частично, кажется, вырубленная из цельной огромной скалы.
Удивительно, но тут жили люди — такие же джахари, как я. Я еще издали заметил, как мелькают среди домов белые кандуры мужчин, черные чадры женщин и яркие одежды детей. Странно было видеть это, ведь здесь не было ни финиковых пальм, ни полей, ни коз, лишь возле одного из домов гулял десяток верблюдов.
Я не задавал шейху никаких вопросов, но шейх прочел мои мысли, как открытую книгу, и произнес:
— Таль-аль-Дахид — так называется это место. Человек — удивительное существо, Ила, и единственный зверь, способный выжить где угодно. Эти люди не сеют и не собирают урожая, и не пасут скот. Они — искусные кузнецы и рудокопы, и добывают здесь железную руду. Эти холмы напоены рудами. Шахты находятся чуть севернее, а здесь в деревне есть источник чистой воды. Раз в луну сюда приходят караванщики и дают местным обитателям все необходимое для жизни, в обмен на руду и железо. Караваны сюда идут обычно не так, как ехали мы с тобой, они двигаются вдоль гор, где попадаются оазисы. Жизнь местных тяжела, но они — добрые, верующие и гостеприимные люди, они не обидят нас с тобой. А высокий каменный знак, который ты видишь за селением — пограничный столб. Здесь кончаются владения принцессы Зиш-Алис, здесь — край эмирата. Дальше обитают другие народы, горцы, и закон там горский.
Мы подъехали ближе к Таль-аль-Дахиду, навстречу нам уже вышло несколько мужчин — скорее всего старейшин, и шейх сказал мне:
— Ты уже взрослый мужчина, Ила, а нам все равно придется переждать здесь песчаную бурю, которая идет с юга. Пора тебе обрезаться, здесь должен был старец, который этим занимается. Я не могу везти в мою тайную святую обитель необрезанного.
— Да, шейх.
Я, конечно, согласился, хотя обрезаться в таком месте мне очень сильно не хотелось. Сам я обрезания никому ни разу в жизни не делал, потому что у нас этим занимаются не лекари, а сведущие старцы — их называют «сиккины». Однако мне было хорошо известно, что операция, чтобы пройти без осложнения, требует навыка, умения и чистоты. А могут ли в таком местечке на краю мира, как Таль-аль-Дахид, быть умения и чистота?
Однако я не стал спорить с шейхом, я положился не его мнение, как шейх меня и учил.
В селении рудокопов нас приняли радушно, шейха здесь знали. Один из старейшин пригласили нас в свой дом, и шейх долго пил с ним и другими старейшинами кофе. Тогда я понял, что рыцарь возле Джамалии точно лгал. Разве могут так гостеприимно встречать черного колдуна и джиннопоклонника?
Тем же вечером меня наконец обрезали, местный сикким оказался человеком умелым и сделал все быстро. Было очень больно, мне в рот сунули деревянную палочку, чтобы я сжимал её зубами и не кричал, и об эту палочку я обломал зуб.
А ночью пришла песчаная буря, местные все попрятались по домам и закрыли окна и двери, даже верблюдов загнали в помещение, так что звери рычали и орали на всю деревню, пока их крики не утонули в вое бури — она бушевала почти двое суток.
Нас с шейхом разместили в доме старейшины, следующие несколько дней жители Таль-аль-Дахида откапывали собственные дома из-под гор песка, нанесенного с юга из пустыни. А я почти что не спал от боли и иногда даже тихонько плакал.
На четвертый день после операции, когда мне немного полегчало, меня пришел проведать шейх.
— По воле Отца Света ты теперь стал взрослым мужчиной, Ила. И я принес тебе подарки.
Шейх положил подарки на верблюжий матрац, на котором я лежал. Это был кинжал в деревянных ножнах, и еще меч — самый настоящий ятаган!
— Кинжал из железного сплава, работа местного кузнеца, — объяснил шейх, — Не лучшее оружие в эмирате, прямо скажем, однако я покупаю у местных кузнецов кинжалы — чтобы поддерживать с ними хорошие отношения. Я частенько тут проезжаю. А ятаган я купил тебе еще в Дафаре, но не хотел дарить, пока ты не станешь взрослым обрезанным мужчиной. Однако теперь ты готов. Мне пришлось раскошелиться, чтобы купить этот ятаган, ведь, как ты знаешь, в Дафаре рыцари запретили правоверным покупать и носить оружие. Ятаган — из шамерской стали, лучшей во всем эмирате. Ножны — слоновья кость. Это оружие пехотинца, не конника. Носи его с честью, Ила, пусть в твоих руках оно служит Отцу Света, а не твоим похотям, и пусть ты используешь его для защиты правоверных от притеснений, а не во зло.
— Спасибо, шейх!
Я так расстрогался, я был в таком восторге, что на глазах у меня появились слёзы. Мне с детства никто ничего не дарил! Я даже вскочил с кровати и хотел обнять шейха, но потом засомневался, будет ли это вежливо. Так что я просто поцеловал шейху руку.
— Спасибо, шейх! Вы как отец мне, вы заменили мне погибшего отца!
Шейх кивал
