Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев
Мне очень помогал мой опыт ночных путешествий. Ночное путешествие — это ведь сон. И состояние, навеваемое джинном, тоже похоже на сон — на сон наяву. Так что опытный сновидец сумеет справится и с джинном.
А вокруг меня все звенело, и в воздухе что-то металось — черные блики.
«Мухи».
Так говорил одержимый Эльсид — «мухи». Но это не мухи. Это частицы джинна, его «щупальца», как их называл шейх. Это часть тела джинна. Ибо у нас, людей, тела едины, у джиннов же могут быть разбросаны по огромному пространству. Я это знал теперь. Просто знал. Или зря меня зовут Победителем ужасных джиннов?
Камни вокруг меня теперь напоминали окаменевшие зубы гиганта — вертикальные, острые, они царапали звездные небеса. А черных бликов было все больше, а жужжание становилось оглушительным…
И через миг — меня как огнем обожгло. Я увидел. Я видел то, что Творец обычно людям не показывает. Я видел гайб, сокрытое от людей и профанов.
Господь, помилуй!
Отец Света, спаси!
Творец, помоги мне!
Сам звездный свет теперь померк, столько здесь летало черных частиц, они заполонили собой весь воздух вокруг, они набивались мне в рот, нос, уши, ползали по моей коже…
А под большим острым зубастым камнем я увидел пещерку.
«Норка».
«Муха, норка».
Что там еще говорил мне одержимый мальчик, и что я сам повторял, пока был одержим?
«Глаз».
Глаз тоже был. Он глядел на меня из пещерки — огромный, белый, без зрачка. Черных частиц в этой пещерке было столько, что они выплескивались из неё, вырывались, как вода из переполненного ведра, в которое продолжают наливать…
Джинн рвался. Джинн жаждал. Джинн спешил к воплощению.
Его глаз стал наливаться кровью, становится из белого — красным…
«Красный». Одержимый Эльсид тоже все повторял — «черный, красный…»
И моя мама тоже. Та, которая родила меня и вырастила.
И я теперь понимал. «Черный» — значит, плохой. «Красный» — значит, опасность. Моя мама часто говорила «красный», когда чуяла опасность. Так говорят джинны. Таков их язык, так они видят мир.
А глаз джинна совсем покраснел, из него теперь сочилась кровь. И я понял, что это не глаз, не только глаз, но и сердце джинна — центр его тела, про который говорил мне шейх.
— МАЛЬЧИК? МАЛЬЧИК?
— Я не мальчик, — черные частицы лезли мне в рот, но я отгонял их и старался говорить твердо, — Я — мужчина! Мистик, шаэль. Я — Ила Победитель ужасных джиннов.
— ИМЯ, — зазвенел джинн всеми своими частицами, летавшими здесь повсюду, — ИМЯ!
— Имя?
Но я понял, что он хочет. Я сообразил это разом, за один вздох.
— Якубба-ШЕК, — назвал я джинну мое имя сердца, — Вот мое тайное имя, какое мне дала мать, еще когда я был у неё в утробе. Она была как ты, моя мама. И я такой же, как ты, как она… Мать назвала меня именем джинна, отец — именем человека. И твое имя я знаю. Ты — Алькки-ШЕККИ. Наши имена похожи, правда? Вот такие имена сердца носят джинны.
Мне наверное не следовало этого говорить. Джинн в ответ на это вдруг взревел — яростно, страстно, торжественно — а потом бросился на меня. Орды черных частиц взвились из пещерки и облепили меня уже целиком, не оставив на мне ни одного свободного кусочка кожи. Я уже ничего не видел, глаза мне тоже залепили, они лезли в уши, они ползали внутри моей глотки, пищевода, желудка…
Они меня ПОЖИРАЛИ.
И на миг я стал вдруг маленьким, слабым, беспомощным, съеденным. Но только лишь на миг. Ибо если бы я дал джинну еще один миг власти — он бы покорил меня навсегда. Но я не дал. Я помнил, кто я, помнил, зачем я здесь. И молитва звучала в моем сердце, устремленном к Богу. Тихая и бессловесная молитва. Шейх научил меня ей. Он желал мне зла, когда учил меня, но он научил.
То здоровое ядро, что содержалось во все практиках шейха сработало, сработало вопреки всему — вопреки воле самого шейха, вопреки воле тех адских тварей, с которыми шейх сотрудничал.
И я не забыл, кто я, кто он. Я помнил, что джинн — не «мухи». Эти черные частицы — не вполне существуют в нашем мире, они лишь наваждение. И они не могут помешать мне говорить, видеть, действовать.
И черные частицы вдруг засверкали, начали развоплощаться на глазах. Они больше не мешали мне говорить. По мне ползали уже не они, а лишь их тени.
— ХОЗЯИН! — взревели частицы, — ХОЗЯИН!
Но это он не про меня. Это он про себя. Он… Вовсе не он.
— Ты не можешь быть хозяином, Алькки-ШЕККИ, — сказал я, — Ты же женщина. Джинны тоже имеют пол. Посмотри, подумай! «ШЕККИ» — это окончание имени женщины у джиннов. А «ШЕК» — имени мужчины. Я — Якубба-ШЕК, ты — Алькки-ШЕККИ. Ты женщина. И если ты пойдешь со мной — я буду главным.
Красный глаз джинна забурлил, на нем вздулись кровавые пузыри.
— НЕТ! ПИЩА! ЕСТЬ! ЖИТЬ! ВОПЛОЩЕНИЕ! ЕДА! ЖАР! ЖАР — ЖИЗНЬ?
— Нет, Алькки-ШЕККИ. Ты все неправильно делала, глупая. Жар — это жизнь, верно. Живые существа — теплые, правильно. Однако ты, когда вселялась в людей, просто убивала их своим жаром. Ты вызывала у них лихорадку, и они умирали. Как Муаммар. Помнишь? Ты не умеешь жить, Алькки-ШЕККИ. Ты хочешь жить, но не знаешь как. И есть ты тоже не умеешь. Помнишь, когда ты вселилась в меня? Ты тогда наслала на меня свой голод, ты пыталась меня заставить жрать живого коня, жрать моих братьев-мюридов. А люди ведь так не едят. Люди готовят еду, соблюдают посты и правила приличия, когда едят, посвящают свою пищу Всевышнему, читая перед едой молитву… Вот так есть — правильно.
— ВСЕВЫШНИЙ? КТО ЭТО? КТО?
— Я расскажу тебе. Я тебя всему научу. Я научу тебя жить, есть и знать Всевышнего, если ты пойдешь со мной. Я научу тебя все делать правильно. А не так, как ты делаешь сейчас. Пойдем.
— ВСЕВЫШНИЙ. КТО?
— Эм… Он самый сильный джинн. Чтобы тебе было понятнее, Алькки-ШЕККИ, Всевышний — этот тот, кто самый живой из всех, тот, кто правильнее и больше всех ест. Поняла, моя любимая?
— ЛЮБИМАЯ? КТО?
— Любимая… Любимая — это та, кого я буду кормить. Кому я буду давать жизнь. Понятно?
— ПОНЯТНО!
Джинн торжествовал, черные частицы метались вокруг, как взбесившиеся, но они теперь поменяли цвет — они из черных становились белыми,
