Дети Доброты - Мила Бачурова
Кирилл вошёл и втащил в комнату Рэда. Привалившись спиной к двери и скрестив на груди руки, грозно спросил:
— Сговорились?
— Чего? — удивилась Даша.
Рэд тоже смотрел недоумённо.
— Высыпаться тебе надо, бункерный, — проворчал он. — Чтоб херня всякая не мерещилась.
Даша недоумённо свела тонкие брови:
— Что происходит?
— Он тоже не собирается уезжать из посёлка, — кивая на Рэда, сердито объяснил Кирилл. — Вот я и решил поинтересоваться, вместе вы до этого додумались, или поврозь.
Даша сообщила ему о своём намерении остаться накануне. Перед этим она была в Бункере, пыталась поговорить с Вадимом. Рассказ Кирилла о детях Матери Доброты, о том, как Григорий Алексеевич пытался сделать «как лучше» и что из этого получилось, выслушала со слезами. От Вадима Даша пыталась добиться разрешения общаться с бункерными детьми. Пыталась его убедить, что жизнь на поверхности не так страшна, как ему кажется. И что, хотя бы в ознакомительных целях, можно было бы... Но Вадим отказался её слушать — так же, как перед этим не стал слушать Кирилла.
«Неужели ты не понимаешь, Кирюша? Жизнь на поверхности ведет к деградации! Условия наверху слишком суровы для того, чтобы у людей хватало сил на что-то, кроме тупого выживания. Ты ведь сам говоришь, что климат меняется — и никто не может предсказать, что будет дальше. А наша задача — тех, кто живёт в Бункере — сохранить знания, собранные человеческой цивилизацией, для будущих поколений. К тому моменту, как всё вернется на круги своя, ни одна крупица наследия не должна быть утеряна».
«А вы так уверены, что всё вернётся?»
«Разумеется, нет. Но я готов ждать».
Кирилл покачал головой.
«Вопрос, сколько ждать... Бункер не вечен. Так же, как и вы, простите».
«Согласно технической документации, запас прочности Бункера — сто лет, — отрезал Вадим. — Пока с момента его постройки прошло сорок два года, меньше половины срока. Поживём — увидим, как говорится. Что же касается меня — я, разумеется, не вечен, в этом ты прав. Но, будь уверен, я готовлю себе смену. Ещё и поэтому я категорически против того, чтобы наши дети рисковали собой, поднимаясь на поверхность».
«Вадим Александрович. Я ведь рассказал. Часть ваших детей живёт на поверхности и прекрасно себя чувствует».
«Это ошибка, которая никогда больше не повторится! Мы долго говорили с Григорием. Он глубоко раскаивается в содеянном... Ты ничего не добьёшься, Кирюша. Приходи... лет, скажем, через пять. А лучше через десять. Сейчас наши воспитанники ещё слишком юны. Но пройдут годы, и ты увидишь, что мы с Леной воспитали себе достойную смену».
«Что ж... — Кирилл вдруг вспомнил детей из посёлков. — Вадим Александрович. Вот, ей-богу — зла я вам не желаю. Но, помяните моё слово. Когда-нибудь ваши дети ещё дадут вам... прокашляться».
После этого ему пришлось уйти. Даша вчера вернулась из Бункера так же несолоно хлебавши.
И объявила Кириллу, что на юг перебираться не будет, останется в посёлке. Кирилл покрутил у виска, решил, что Даша расстроена разговором с Вадимом, и собирался вернуться к этой теме позже. А тут — на тебе. Рэд.
— Вы меня в гроб загнать решили? — переводя взгляд с одного на другую, грустно спросил он.
А Даша обрадовалась. Прямо расцвела, глядя на Рэда.
— Ой, ты тоже хочешь остаться? — она всплеснула руками. — Кирюш! Ну, смотри: тогда всё просто замечательно складывается! Если Рэд останется, за меня ты точно можешь не волноваться.
— Психи, — вздохнул Кирилл. — Оба... Ладно, у вас ещё неделя. Буду надеяться, что передумаете.
— Я не передумаю, — буркнул Рэд. — Ты меня знаешь.
Даша покачала головой:
— И я не передумаю.
— Да тебе-то здесь каким мёдом намазано?! — не сдержался Кирилл. — Ладно, Сталкер — родные стены, детство золотое. А тебе за что цепляться?
— Я не цепляюсь. Я, просто... — Даша помолчала, подбирая слова. — После разговора с Вадимом много думала. И вдруг поняла, что вспоминаю нас с тобой. Ведь когда мы ушли из Бункера, были ненамного старше ребят, что живут там сейчас.
— Ну и что?
— Ну и то! Я хочу... чтобы, если кто-то из этих ребят, несмотря на пропаганду, которой они окружены, всё же решится выйти на поверхность... А я уверена, что так и будет — вспомни твой рассказ о том мальчике, Лазаре! Как жадно он расспрашивал тебя, каким смышлёным показался. Собирая эмбрионы этих детей, Вадим не учёл одну простую вещь: интеллектуально одарённым людям свойственна пытливость ума. Я уверена, что кому-то из них рано или поздно станет тесно в Бункере. Старшим детям уже по шестнадцать лет, это самый бунтарский возраст! И я хочу, чтобы первыми людьми, которых эти ребята встретят на поверхности, были мы. А не какой-нибудь Егор или новый Шаман.
— Может, кстати, и ещё кто из наших в посёлке остаться захочет, — примирительно добавил Рэд. — Чего ты завёлся-то? Небось, замерзать будем — так сами, как миленькие, на юг притащимся.
Эпилог
— Антип! Немедленно ложись! — в дверь комнаты постучала Любовь Леонидовна.
«Войдите» пожилой воспитательнице не требовалось. Она распахнула дверь. Стоя на пороге, поправила очки.
— Так и знала, что у тебя включен компьютер!
— Да-да, ложусь. — Антип торопливо свернул лишние вкладки. Любовь Леонидовна, конечно, вряд ли поймёт, чем он занят, но осторожность ещё никому не вредила.
— Почему ты не спишь?
— Уже засыпал, — не задумываясь соврал Антип, — и вдруг понял, как решить задачу, которую Вадим Александрович задал на дополнительном занятии. Полночи с ней мучился, а сейчас озарило, представляете?! Вот я и решил записать, а то вдруг завтра забуду.
Любовь Леонидовна покачала головой.
— Ты слишком много занимаешься. Совсем себя не бережешь... Ложись!
— Да-да.
Антип выключил компьютер. Ничего, самое необходимое он успел сохранить.
Теперь уже был абсолютно уверен в том, что помимо главного входа и того, который Григорий Алексеевич называл контрабандным — сейчас его по распоряжению Вадима Александровича опечатали, — в Бункере есть другие туннели, ведущие на поверхность.
Понапрасну злить Любовь Леонидовну не стоит. А завтра он продолжит исследования.
Удержать его взрослые не сумеют, это Антип знал точно.
КОНЕЦ
***
Дорогие друзья!