Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
* * *
Она сразу назвала адрес.
Просторная квартира, много светлого и пушистого. Это испортило Келли аппетит. Он выпил Терезу не до конца. Переполняющая его злоба изуродовала лицо девушки. Он оставил ее в светлом и пушистом, багряную сверху и белую снизу.
Она хотела отдаться ему, умоляла взять ее прямо на диване из кремовой кожи, прокусить не шею, а плоть вокруг сосков, но последней женщиной, которая его интересовала, была жена старика. Крошечная, тихая Джейн. Надо было взять ее силой, когда старик выставил его за дверь, услышав предложение поменяться женами. Надо было убить старика, а не воскрешать…
Келли распахнул окно, прыгнул в темноту, пружинисто приземлился на ломкую, выжженную солнцем траву и побежал. За узкой аллеей тихо шелестела вода, прозрачная, жидкая, живая, схожая с вампирской кровью лишь в неудержимости движения; две разругавшиеся тысячелетия назад стихии. Голос реки спазмами отзывался во внутренностях и мышцах вампира. Ему предстояло перебраться через этот ядовитый шепот, второй раз за ночь, и от одной мысли о близости неуправляемой воды его тошнило. Омытое кровью лицо мерно пульсировало, выталкивая жар из-под ожоговых корок.
Близилось утро.
Келли был сыт, но не удовлетворен. Да что там — от всепоглощающей жажды мести перехватывало дух. Снова и снова накатывали волны ярости, как тогда, в комнате на втором этаже. Его задержали не физические страдания (хотя было больно, до сих пор было больно) — черный прилив. Злость затопила разум. «Как она посмела?» — сокращалась, точно загнанное сердце, одна и та же мысль.
Как! Она! Посмела!
Шлюха, которая спалила его лицо, ответит за все.
Завтра ночью.
5
В Кривом Роге была поздняя осень, хрустящая, невзрачная, с бурыми подтеками. После шумно-пыльного рождения очередного супермаркета река почти полностью скрылась в бетонном русле, словно кто-то убрал с глаз долой старого врага.
Во сне она приближалась к стадиону «Металлург», вмещающему без малого тридцать тысяч зрителей. Сюда любил ходить отец: выпить пива с водкой, покричать за футболистов «Кривбасса». Клуб расформировали в прошлом году. Об этом сообщила по телефону мама, и Олеся сразу подумала: «Откуда ты это знаешь? Снова его приняла?» Разумеется. Она ведь знала, что так и будет.
Сон начал вести себя странно. Стадион подернулся маслянистой пленкой — Олесе пришлось порвать ее, чтобы пробиться к окошку кассы. Внутри кассы горела дребезжащая слабая лампочка. Олеся заглянула в окошко. У двери шептались две пожилые женщины.
— Приснилась она мне вчера, — делилась с собеседницей низкорослая кассирша (судя по одежде и очкам на тесьме). — Лежит рядом, а лицо злое-злое. Смотрит, рот кривит и говорит: «Не Бога ты, дьявола́ ты». А я даже пошевелиться от страху не могу. Чего она здесь, думаю. Мы же похоронили ее…
— Дьявола ты… — прошептала Олеся, проснувшись.
Или подумала. Два слова, мстительно подаренные сновидением, протянули сквозь озябшее сердце стальную струну. В них было что-то зловещее, неправильное, дремучее. Женщина из сна произносила первое слово странным певучим манером: «диа-авола» с ударением на последнем «а», — отчего в нем мерещилось жуткое имя.
Олесю словно обернули в кокон необъяснимой тревоги. Личинки беспокойства ползали по мокрому от пота телу. Во рту было сухо, в голове тихо шумела далекая речка, бегущая в бетонной трубе.
Девушка стянула влажную футболку, скомкала ее и отерла себя; соски казались кусочками металла, а левая грудь болезненно ныла.
Накинув тонкий халат, Олеся вышла из спальни.
На диване никого не было. Ни лопоухого мужчины, ни эха его присутствия. Она поискала глазами постельное белье и, не найдя, поддалась слабой панике.
Заглянула на кухню. Никого. На столе — блюдце с пеплом, рюмка и бутылка ликера. Подошла к дверям в ванную и туалет, прислушалась. Тихо. Нижняя кромка выключателей утоплена в рамку. В коридоре стояли только ее кроссовки. Обуви Яна не было.
«Поздравляю, Ватиска, ты сходишь с ума».
На секунду ее охватила вязкая радость: ничего не было, только дурные сны, длинные дурные сны. Паб, мотовагон, усадьба, вампиры, побег…
С жалостливым скрипом открылась входная дверь, и Олеся зажала рот рукой. Сквозь пальцы просочился писклявый крик.
Ян переступил порог, увидел ее, стоящую посреди коридора с ладонью у лица, и потряс пачкой сигарет.
— Не выдержал, можешь меня презирать.
— Дурак, — выдохнула она. — Я подумала…
Он понял.
— Извини, что напугал.
— Не мог на кухне покурить?
— Совесть не позволила. Да и хотелось проветриться.
— Дурак, — повторила она, на этот раз с облегчением, щелкнула выключателем ванной и открыла дверь. Постельное белье аккуратной стопкой высилось на стиральной машине.
Через полчаса снова сидели на кухне. Утренний чай-кофе, подсохшие позавчерашние круассаны.
— У нас нет плана, — сказала Олеся.
Ян покивал.
— Тоже думал об этом, когда пытался заснуть. Мы знаем, где прячется вампир. Или не знаем, потому что усадьба может быть лишь одним из наземных пунктов, куда он попадает по тоннелям. В любом случае мы вряд ли застанем его врасплох. Даже если выманим на солнечный свет, он не превратится в беспомощного мальчишку.
— Что предлагаешь?
— Тварь говорила о скелетах из склепа…
Олеся не донесла чашку до рта.
— И что?
— Мне кажется, они нужны ему.
— Зачем?
— Кто знает. Попробует их оживить?
— Боже…
В уголке рта Яна блестела капля малинового варенья. Олеся смотрела на нее — и видела каплю крови.
— Это всего лишь теория. Но у меня волосы встают дыбом, когда вспоминаю черные гробы и скелеты в них.
Олеся смотрела на Яна во все глаза.
— И что ты предлагаешь? Украсть тела, чтобы заманить Дракулу в ловушку?
— Черт, я так далеко не заходил. Но, похоже, предлагаю. Может, нам удастся проникнуть в университет и выкрасть один скелет, а остальные уничтожить. Если они, конечно, там…
— И что потом?
— Тварь сама найдет нас, вынюхает. И мы встретим ее во всеоружии.
— А у нас есть оружие?
— Хороший вопрос. Парочку деревяшек заострить, конечно, не проблема. Но я бы не отказался от дробовика или винтовки.
Олеся улыбнулась. Ян глянул с хитрым прищуром.
— Не прячешь в шкафу бочку кислоты?
— Дурак!
Она хлопнула Яна по ладони и увидела, как изменился цвет его глаз.
— Опять? — сухо спросил он.
— Что — опять?
— Ты назвала меня дураком.
— Прости. Слово-паразит, я…
Его лицо потемнело. Глаза сузились до крошечных амбразур. Ян протянул руку через стол и схватил Олесю за локоть.
— И это все? Просто слово-паразит?
Она дернулась. Чашка опрокинулась и покатилась по столешнице. По напольной плитке застучали тяжелые капли.
— Ты не следишь за своим языком, девочка.
