Арестантка: Путь на Броссар - Нина Вайшен
От пола по периметру застекленной камеры лился красноватый свет. Пленник в серебристо-черном костюме, спавший в углу, казался грудой окровавленного металлического хлама. Цвета униформы ВАД выволакивали из памяти агонию, треск вырываемых зубов и вкус соли на губах.
Едва Винсент услышал, что к нему кто-то подходит, тотчас же поднялся с пола. Почти рывком вскочил и шатнулся, изо всех сил стараясь не упасть. Удержал равновесие, встал ровно, по струнке. Выражение на лицо натянул невозмутимо надменное, такое характерное для всех имперцев.
Только видок у Винсента был помятый. Красиво очерченные губы пересохли, синяк расползся по скуле, волосы торчали в разные стороны. Один серебристый эполет съехал на бок. Наверняка, Шёпот и Альдо уже с ним разговаривали и показали, что имперская бравада здесь наказуема.
Когда я шла в карцер, то подумала, что не смогу победить свою ненависть. Включу электрику в полу камеры и буду тыкать, пока пижон не завоет. Еду сама сожру у голодного имперца на глазах, просто ради издёвки.
Моя ненависть напоминала толщу грязной воды, в которой я захлебывалась. Да и не видела ничего кроме кромешной тьмы. Но придя сюда, я будто вынырнула из смрадной жижи.
Мне не хотелось колотить пленника, пинать его ногами, душить. Вырывать ему зубы. За всё, что со мной делали вадовцы, когда поймали. За унижения и пытки.
Может, Трой что-то со мной и правда сделал. Даже не чпокая. Заразил великодушием? Или просто благодаря ему я поняла, что имперцы тоже люди. Не бездушные чудовища, а просто мужчины и женщины с определёнными взглядами?
Трой спас меня, доктор Тардис вылечила Матео. Интересно было, а что за человек — этот Винсент.
Он стоял и пялился на меня сверху вниз. Это не вызывало злости как раньше. Особенно потому, что я видела, что весь этот гонор сейчас держится на соплях. Даже хуже, чем у Троя. В красноватом свете я заметила едва уловимую дрожь ладоней. Винсент сильно напрягался, чтобы стоять ровно, очевидно, что ноги еле держали его.
— Показали тебе наше гостеприимство?
— Очень скоро никаких вас не будет… — прошипел Винсент. — ВАД и мой отец ликви… — он запнулся, поворочал языком во рту, — ликвидируют всех. И тебя 3112, и перебежчиков, а кого не ликвидируют на месте, того поймают и казнят, как 3101.
Вот тварь. Боль от таких слов очень быстро трансформировалась в злость. Изувеченное лицо Карлоса всплыло перед глазами. Я в одно движение активировала электрическую подпитку пола. Стиснула зубы, почти нажала на кнопку разряд, замерла, растворяя чувства в дыхании.
Не выть.
Не беситься.
Сохранять рассудок.
— Ты мазохист? Нравится, когда тебя бьют? — я убрала руку с панели и выдавила усмешку. — Зачем провоцируешь? Я тебе еды принесла.
— Я не буду есть из рук изменщиков, не предам Империю, — продекламировал он.
— Предашь Империю? Мне кажется, что ей уже всё равно. Наверняка твоего отца уже сместили с должности. А ты причислен к террористам.
Я заметила, как кадык Винсента проехался по горлу и взгляд размылся на секунду.
— С отцом Троя поступили именно так.
— Трой совершил преступление против отчизны, а меня взяли в плен.
— Неужели ты такой тупой? Ты провел нас на транспортник. Да и, судя по тому, что я знаю, твоя отчизна редко заморачивается с пленными.
— Может, это потому что вы их не брали?
— Брали, но их никто не забирал… На обмен не соглашались.
Он сжал руки, напряг челюсти, зарычал сквозь зубы:
— Ты врёшь, сука!
Люди так по-разному истерят. Я бы била кулаками в стекло, пока хватило бы сил, или пока оно не разбилось.
— Вероятно, ты останешься с нами. Казнить мы тебя не будем, нам кровавые зрелища ни к чему. Впечатлений и без этого хватает. Будешь хорошим мальчиком, может, останешься в живых. Я бы на твоём месте поела.
Он ничего не ответил, а я приоткрыла маленькое окошко внизу клетки и просунула тарелку в камеру. Понимая, что сейчас разговор не сложится, я собралась сесть в углу и посидеть. Всяко лучше, чем лихорадочно ворочаться в постели всё время сна. Да, я всю жизнь воевала с имперцами, но уснуть могу только в объятиях одного из них. Жизнь любит иронизировать. Как там Трой? Как они там ладят с Сантьяго? Не убил ли майор моего самого лучшего на свете пилота?
— Вода есть? — послышался хриплый голос.
Я вышла в коридор, добралась до автомата с водой и налила. Едва жидкость покрыла донышко, я отжала кнопку. Нечего на урода какого-то тратить запасы.
«Вас ликвидируют, казнят, как 3101», — вспомнились слова Винсента.
Ни капли сочувствия, сожаления. Такая-то бездушная речь. Может, они всё-таки чудовища, не способные на сопереживание?
Оказавшись у дверей карцера подумала, что парень уже почти двое суток не пил, и эта капля будет, как издёвка. Ну чудовище он, ладно. А я?
Вернулась и налила ещё. До половины стакана. Должно хватить. Только я снова дошагала до карцера, как решила налить полный. Чтобы он смог оставить на потом. Мне помнилось, как вадовцы пытали меня солью, и, как сидя за решёткой, я мечтала о воде.
Мы скоро прилетим на Линдроуз и обязательно пополним запасы. Всего один стакан, а сколько в нём будет радости. Конечно, я всё мерила по себе.
Через минуту вернулась в карцер со стаканом. Винсент сидел на скамейке и сердито глазел на меня. Я снова открыла маленькую дверцу внизу камеры и просунула стакан.
Винсент застыл. Его руки дёргались, словно он боролся с желанием взять воду. О! Я так хорошо понимала его чувства. Отвела взгляд, чтобы его не смущать и отступила на шаг назад, стараясь скрыться из вида. Винсент тут же опустился на пол и взял стакан.
Я не слышала, чтобы он начал жадно пить. Действительно гордый. Встал, подошёл к краю камеры, хоть я и не смотрела, но хорошо читала звуки.
— Не надо, — сказала я, поднимая на Винсента глаза. — В меня не попадёшь, стекло станет мокрым. А ты так и не утолишь жажду.
Он молча взял стакан в обе руки.
— Я сама так делала. Потом желание слизывать с пола капли будет трудно побороть, — я сказала это беззастенчиво откровенно. — Понимаю, почему ты хочешь вылить. Мы враги, мы ненавидим друг друга, к чему нам подачки? Они унижают.
Винсент облизнул сухие губы и сел на скамью, так и держа стакан перед собой, то ли собираясь вылить,
