Худший корабль во флоте - Скайлер Рамирез
Затем О’Мэлли подал импульс от реактора на ионный двигатель. Достаточно мощный, чтобы он появился на сенсорах вражеского эсминца. Но он был чуть ниже порога — мы истово молились, — за которым сломанный двигатель действительно бы перегрузился и убил нас всех. Враг, мы надеялись, увидит это и истолкует как неудачную попытку самоуничтожения.
Импульс нас не убил, и мы все выдохнули с облегчением. Теперь, однако, нужно было посмотреть, сработало ли это. Мы снова затаили дыхание, когда «Ятаган» вошел в зону поражения.
— Они запустили скремблер! — воскликнул Ингбар самым оживленным голосом, какой я от него когда-либо слышал. Это было хорошо; скремблер — это оружие для выведения из строя, предназначенное для подавления защитного поля нашего реактора и его отключения. Физика их работы сложна, но они действуют весьма эффективно, особенно против легкобронированных кораблей. Это означало, что враг клюнул на нашу наживку. У нас было около трех минут, пока он до нас долетит.
— Полный бортовой залп, — приказал я, мой голос был немного спокойнее, чем у моего тактического офицера. Помогало то, что полный бортовой залп для «Персефоны» — это всего три ракеты, причем маленькие, ближнего радиуса действия, которые не нанесли бы большого вреда ничему крупнее спасательной шлюпки.
Настала предпоследняя часть плана. Мы уже погрузили всех, кроме офицеров, в капсулы. О’Мэлли был внизу, в машинном отделении, делая последние приготовления к настоящей последовательности самоуничтожения, которую мне предстояло запустить, спустившись туда. Вскоре он должен был сесть в спасательную капсулу возле своего поста вместе с остальными своими инженерами.
Теперь пришло время моему экипажу на мостике садиться в свою. Остались только Лин и Ингбар. Я уже приказал Стивенсу и Есаян отправиться в капсулу, несмотря на их протесты.
Настала неловкая часть. Или я так предполагал, и оказался наполовину прав. Ингбар четко отдал мне честь, но ничего не сказал, покидая мостик, чтобы сесть в капсулу, где уже находились двое других офицеров. Мы с Лин остались одни.
В ее прекрасных глазах стояли слезы. Может, я и был массовым убийцей, который вот-вот умрет и отправится прямиком в ад, но если уж мне суждено было уйти, то, полагаю, уйти под взглядом этих плачущих по мне глаз — лучшее, на что я мог надеяться.
Она ничего не сказала, лишь вытянулась в струнку и отдала честь. Затем она разразилась громкими рыданиями и бросилась ко мне, удивив меня объятием.
Все произошло быстро. Она выбежала с мостика и скрылась в капсуле вместе с остальными прежде, чем я успел что-либо сказать. Было немного обидно лишиться возможности произнести героические последние слова, но я, скорее всего, все равно бы их испортил.
Теперь я и сам повернулся, чтобы покинуть мостик, и направился в машинное отделение, но прежде убедился, что все спасательные капсулы запущены. Осталась лишь одна, и она была пуста; даже если бы я захотел, я бы ни за что не успел до нее добраться после активации самоуничтожения. Корабль исчезнет через несколько секунд.
Свет погас, когда скремблер ударил по «Персефоне» и вырубил основной реактор. Я пробирался по затемненным коридорам, освещенным теперь лишь аварийными лампами, так что путь до машинного отделения занял у меня пару лишних минут. По крайней мере, тусклые лампы имели собственные источники питания и не отнимали энергию у резервной батареи. Она вся нам понадобится, чтобы поддерживать работу сенсоров, а затем взорвать ионный двигатель.
О’Мэлли установил в машинном отделении дублирующий дисплей, чтобы я мог видеть картинку с сенсоров. Так я смогу рассчитать время уничтожения «Персефоны» ровно в тот момент, когда вражеский корабль приблизится на дистанцию абордажа. Если повезет, это уничтожит и их вместе с нами. По крайней мере, это должно было повредить их настолько, чтобы охота за нашими спасательными капсулами стала последней из их забот. А тот легкий крейсер был уже достаточно далеко, так что вряд ли он успеет добраться до нас раньше спасателей с Герсона. Если наша связь не дотягивалась до станции, то свет от взрывающегося ионного двигателя уж точно дотянется.
В машинном отделении не было стульев — тупые конструкторы, — так что я сел на палубу, прислонившись спиной к низкой консоли, чтобы дождаться прибытия коратанского эсминца и своей заслуженной смерти.
Я услышал шаги за спиной за мгновение до того, как почувствовал сокрушительный удар по черепу, и все погрузилось во тьму.
Глава 16
Неожиданный герой
Я очнулся от мигающего красного света, пробивавшегося сквозь сомкнутые веки, и от очень раздражающего писка. Первой моей мыслью было, что для будильника еще слишком рано. Второй — что я, должно быть, просыпаюсь после очередной попойки. Я ожидал, что в любую секунду почувствую на лице холодные брызги воды, когда этот садист Хоуг будет силой приводить меня в чувство перед завтраком. От этой мысли захотелось есть.
Мне понадобилась минута или две, чтобы прочистить голову и открыть глаза. У меня была жуткая головная боль, а на затылке было странное ощущение, будто что-то засохло. Кровь? Мой разум немного прояснился, и я вспомнил достаточно, чтобы ожидать, что, когда зрение наконец сфокусируется, я окажусь в машинном отделении. Но когда я проморгался, то с удивлением увидел спартанскую обстановку стандартной флотской спасательной капсулы.
Какого?..
Меня охватила паника. Если я в спасательной капсуле, значит, на «Персефоне» никого не осталось, чтобы ее уничтожить! А без этого вражеский корабль наверняка прикончит нас всех в любую секунду. Я бросился к иллюминатору, но не увидел сквозь него ничего, кроме черноты космоса и нескольких разбросанных звезд, даже проморгавшись несколько раз, чтобы попытаться еще больше прояснить зрение.
Затем мое внимание привлек мигающий красный огонек. Связь. Я нажал на него, хотя бы для того, чтобы прекратить это назойливое мигание и писк.
— …питан? Капитан? Вы меня слышите? Капитан Мендоза, вы меня слышите?
Я был вне себя от радости, услышав голос Лин — по крайней мере, кто-то еще был жив, — и почувствовал странный теплый прилив от очевидной заботы в ее тоне, прежде чем понял, что эта забота, вероятно, была вызвана моей проваленной миссией и нашей неминуемой гибелью, а не моим самочувствием.
— Я здесь, Лин. Что случилось? — глупый вопрос. По крайней мере, я
