Час в копилке - Фёдор Михайлович Шилов

Но чуял Олег, что внучка не просто так упоминала этого парня в разговорах. Нравится он ей. И симпатия вроде взаимная.

— Он меня Аварией никогда не дразнил. Всегда зовёт по имени, — делилась внучка, — но сам зажатый какой-то. Много может, но очень неуверенный в себе.

Это был самый длинный рассказ Варюты о Максиме.

«Авария! Ну, что за прозвище такое для красивой, стройной и точной в движениях девушки?» — досадовал дед. И то, что неведомый парень дурацкое прозвище не использует, уже склоняло его на сторону внучкиной пассии…

У продуктового магазина мысли Олега Николаевича всё ещё касались внучки, но потекли в несколько ином направлении. Варюта любит докторскую колбасу и свежий белый хлеб с чесноком из местной пекарни.

Сделав покупки, он вышел на улицу и пошёл вдоль витрин, не слишком вглядываясь в товары. Ему ничего пока не нужно, а если внучка захочет обновку, так они пойдут завтра и купят вместе.

За время пеших прогулок Олег Николаевич успевал обдумать многое. Сегодня в размышления то и дело врывалась странная женщина из ординаторской. Как она сказала её зовут? Или она не представилась?

Как бы Олег Николаевич ни бегал от практической работы, да всё же и ему довелось повидать странных пациентов. Сколько всякого бреда наслушался от лихорадящих больных и от истинно сумасшедших. Сколько проглоченных предметов повынимал из желудков. Спросишь: зачем вы несъедобное в рот потянули? Получишь разные ответы: кто случайно, кто из любопытства, кто в больницу хотел, был даже какой-то странный парень, он из ревности каблуки от туфель своей девушки отломил и проглотил, чтобы она на танцы не пошла… Сам в больнице оказался, а девушка плясала в балетках…

Но сегодняшняя посетительница не показалась Олегу Николаевичу сумасшедшей. Ему, безусловно, льстило, что в нём кто-то разглядел сверхспособности… Не давал теперь покоя давний эпизод с тёткой в деревне. Она и правда была чем-то похожа на ведьму. Да и факты собственной биографии представали в новом свете. Помимо неожиданного отпуска, был период, когда Султанову полгода подряд приходили какие-то левые деньги. Он молчал, но тихонько просил, чтобы никто никогда незаслуженных денег не попросил обратно. Никто и не попросил. Звонили из бухгалтерии, что-то говорили про незаконно начисленное, а потом дело само по себе утихло.

Знал Олег Николаевич за собой и такую особенность: если от души кому-то хорошего пожелает — сбудется. Но если вслед плюнет, так человек потом тяжело заболеет.

Султанов и прежде шутил, что подписал, вероятно, контракт с дьяволом. Слишком уж легко ему в жизни многое удаётся. Просил, чтобы в семье мир и лад всегда были — пожалуйста. Хотел, чтобы с бывшей женой сохранились отношения — тоже сбылось. Он и уходил-то просто потому, что жить бок о бок стало тяжело, с возрастом начал усугубляться характер, раздражали любые придирки и попытки повлиять на его собственные привычки. Избыточный педантизм в какой-то момент достиг почти маниакальных размеров, и его буквально бесило, если вдруг он обнаруживал свои галстуки неверно сложенными, а рубашки недостаточно выглаженными… Вот и пришлось жить порознь. Благодаря новому замужеству бывшей жены и дачка вдруг появилась, на которую можно приезжать, но никто не просит там пахать…

С работами тоже всегда получалось удачно. Если говорить откровенно, за сорок лет Султанов едва ли провёл больше сотни операций. Наибольшее количество — в ординатуре и сразу после. Потом началась череда симпозиумов, конференций, научных докладов, к которым он не имел особого отношения, но неизменно числился в соавторах. Выступать всегда отказывался, но с удовольствием ездил по родной стране и за границу, сидел в зале, слушал коллег, пил шампанское и ел канапе на фуршетах.

Студент-Султанов нередко приговаривал:

— Как бы мне так работать, чтобы ни дня не работать? Но при этом обязательно врачом. Врач — моё призвание.

Во врачебной практике у него нередко получалось, как в старом анекдоте: пусть Париж станет столицей Великобритании, потому что я так написал в контрольной по географии. Сделает описку в диагнозе, а тут — на тебе! — больной, как по волшебству, новые симптомы перечисляет, как раз те, что соответствуют патологии, указанной в истории болезни. Привезут пациента с явными признаками перитонита, а Султанов куда-то на сторону пошепчет, попросит отмотать немного назад: пусть будет не перитонит, а только аппендицит, ладно, можно даже и флегмонозный. И сбывалось. А один раз — ужас любого хирурга — Султанов на ампутации перепутал ногу. Уже ожидая уголовного преследования, Олег Николаевич тихо просил неведомые силы пощадить его.

— Вы молодец, — вдруг сказали ему коллеги, — вовремя процесс распознали. Вторую ногу тоже на днях, увы, придётся ампутировать. Но последовательность вы определили верно…

Первый раз на международной конференции он оказался случайно. В списках допустили опечатку, и зарубежные коллеги подготовили документы на Султанова вместо именитого профессора. Последовал жуткий скандал. Переделывать визы было некогда, профессор не смог полететь, а Олег Николаевич провел замечательные две недели за границей. На следующий год та же клиника снова пригласила его к участию. Руководство больницы Ореста Крестовского, а позже и многопрофильной клиники номер четыре, пыталось сопротивляться, вело долгую переписку с принимающей стороной, пытаясь выяснить, чем же зарекомендовал себя довольно посредственный хирург, что клиника с мировым именем настаивает на его присутствии. Доподлинно подробности той переписки неизвестны, но с тех пор каждый год Олег Николаевич неизменно участвовал в конференциях, устроенных иностранными коллегами.

— По миру буду ездить, опыт перенимать, — мечтал юный студент Султанов, и его мечты постепенно сбывались, — но я согласен только так: процентов девяносто отдыха, а ещё десять… ничегонеделания!

«Интересно, — задумался Султанов, — этой женщине действительно нужна моя помощь? Или она явилась из какой-нибудь службы Дьявола? Мол, отдавай-ка, Олежка, долги за беспечную жизнь? Может, я где-то хватил через край? Захотел быть владыкой морским, а налог не заплатил?»

— Что она там про увольнение из больницы Крестовского говорила? — спросил он сам у себя.

Кажется, почему-то неприятно должно быть… Да, тогда и правда желание уволиться вскипело внезапно, забурлило и выплеснулось, будто против воли. Такое желание и прежде в Султанове теплилось, но разогревалось едва ли до семидесяти градусов, до кипения никогда не доходило. Накатит волной — и отхлынет. Мальчишка тогда глянул как-то нехорошо… Сынок этой Горшенёвой или Горшениной — как её там? От взгляда этого пацана всё накопленное вспенилось, вздыбилось… Вот как было, да. Значит, эта ненормальная может как-то пояснить, что за чувства взыграли тогда в Олеге? И каким образом тот паренёк причастен? Эх, надо было всё-таки выслушать посетительницу. Вдруг не сумасшедшая. А он спросонок не