Гимназистка - Василиса Мельницкая
— Да кто б сомневался, — пробурчал сварливый женский голос. — Сережа! Сереженька, ты к себе? Будь добр, стукни в тридцать седьмую, скажи Савелию, что его барышня к телефону просит. Ждите!
В трубке раздался стук. Кажется, ее положили на стол.
Похоже, за несколько секунд телефонного звонка я узнала о Савелии больше, чем за несколько дней знакомства. Пискнул сигнал, и я торопливо бросила в автомат еще одну монетку.
— Слушаю, — раздался, наконец, голос Бестужева.
— Это Яра, — представилась я. — У тебя все в порядке?
— Яра? — переспросил он несколько удивленно.
— Михайлова, — уточнила я.
Кто знает, сколько у Бестужева знакомых Яр. В принципе, он мог и не отвечать на вопрос. Из дома его, похоже, выгнали, но в живых оставили. Значит, Ольга права, ему не привыкать.
— Я узнал, — сдержанно произнес Бестужев. — У меня все в порядке. Это все?
— Нет. Прости меня, пожалуйста. Я не подумала о последствиях. Если я могу как-то помочь…
Он молчал. Я даже подумала, что связь прервалась.
— Алло?
— Я не могу долго занимать телефон. Завтра в пять, в «Пышке». Я постараюсь прийти.
Короткие гудки раздались в трубке раньше, чем я успела ответить.
Сава не хочет со мной разговаривать? Если так, то мои выводы о его участии в представлении, устроенном на приеме у Лопухиных, неверны. Или не может говорить, потому что не один. Что же там за общежитие такое? Он так и не сказал, где учится.
После прогулки на яхте мы почти не виделись. Я гадала, обидела ли его чем-то или разочаровала своим поведением на острове, но прямо так и не спросила. Я разбирала вещи, приводила одежду в порядок, ездила по магазинам в поисках нужных книг. Не всю рекомендуемую литературу выдавали в библиотеке. И всякий раз, по пути от дома к остановке, искала взглядом знакомый серебристый спорткар. Однако Сава не появлялся.
Правда, звонил. Оба раза спрашивал, как у меня дела, и, выслушав ответ, говорил, что поболтал бы, но мне нельзя занимать телефон по пустякам, а приехать он не может, занят какими-то семейными делами.
Ага, в общежитии…
Сава появился накануне приема, то есть, вчера. Попросил показать платье, что я приготовила для вечера. Пригласил в кондитерскую на чашечку кофе. Теперь казалось, что он давал мне последний шанс отказаться от мести.
«Все в силе?» — спросил он. И мне бы задуматься, отчего этот вопрос задан мне, а не Ольге, но… «Конечно. Я не передумала».
И что толку терзаться, если уже ничего нельзя изменить⁈
Я со злостью пнула калитку, вернувшись домой, и едва успела ее поймать до того, как она ударилась о забор. Извинюсь перед Бестужевым лично. И прекращу общение, сосредоточившись на учебе. Найду другой путь. У меня приличный уровень силы, и есть все шансы попасть во дворец. Вот тогда и начну искать тех, кто знает правду о моем отце.
Утром Клаве прислали корзину цветов и коробку шоколада. Газеты красочно описывали прием у Лопухиных, однако ни одного упоминания о голой девушке я не нашла. Вот она, сила семи родов. Что ж, буду считать произошедшее хорошим уроком.
В «Пышку» я пришла раньше назначенного времени. Не специально, так получилось. Швейцар вежливо распахнул перед мной дверь, поздоровавшись.
«Поздравляю, Яра. Ты все же стала здесь своей», — с сарказмом обратилась я к самой себе.
Сегодня в кафе яблоку негде было упасть. Окинув зал взглядом, я не увидела ни одного свободного столика. На меня оглядывались.
— Это она, что ли? — услышала я чей-то голос. — Рыжая.
— Кажется, я ее тут видела. С Бестужевым…
Я шагнула к двери. Придется ждать Савелия снаружи.
— Яра! Я здесь, — окликнули меня.
И тут же кто-то произнес:
— А, нет, это не она.
Я обернулась. Из-за зеленой стены, где мы когда-то сидели с Ольгой и Савелием, мне махал незнакомый парень. Или… знакомый?
Темноволосый. Широкоплечий. Спина прямая. Гордо поднятая голова. Уверенный взгляд. И черты лица правильные, словно выточенные из гранита.
Я подошла ближе, пытаясь сообразить, кто это.
— Не узнала? — Легкая улыбка тронула его губы. — А ты почти не изменилась. Только красивее стала.
— Матвей? — выдохнула я, озаренная догадкой.
— Присоединяйся, если хочешь, — предложил он. — Я тут один. Знакомого жду.
Точно знакомого, не знакомую? Надеюсь, не Ольгу. Я не говорила ей, что мы с Матвеем знакомы. Да я была уверена, что он меня и не вспомнит, даже если случайно пересечемся!
— Я тоже. Не хочу мешать…
— Ты не помешаешь, — перебил он. — Присаживайся. Позволь тебя угостить.
— Спасибо, не стоит беспокоиться.
Но Матвей настоял, и вскоре на столе появились блюдо с пышками и чашка с кофе.
— Спасибо, — сказала я, когда он, наконец, сел напротив.
— Ерунда.
— Спасибо, — повторила я. — Моя благодарность задержалась на десять лет, но я никогда не забуду, что ты для меня сделал.
— Не задержалась, — улыбнулся он. — Мне передали. Правда, я не знаю, что произошло.
— Не стоит об этом вспоминать. Закончилось все хорошо. Николай Петрович стал моим опекуном.
— Я слышал, что он умер… — Матвей нахмурился.
— Да, к сожалению. Но я уже совершеннолетняя, и он успел обо мне позаботиться. В Петербург я приехала учиться. Расскажи лучше о себе.
— Ничего интересного. — Он вновь улыбнулся, но как-то грустно. — Закончил одно военное заведение, учусь в другом, чтобы в следующем году поступить в третье.
Я притворилась, что не знала об этом.
— Выбрал карьеру военного?
— Типа того. Буду боевым магом.
Надо ли сказать Матвею, чтобы не упоминал о том, что я из приюта? Я не скрывала, что у меня нет родителей. Однако он мог запомнить, что приют был не простой, а для детей преступников. Об этом я хотела бы умолчать.
А еще он почему-то не спрашивал, как я здесь очутилась. Сам-то он Шереметев, а я и знать-то об этом кафе не должна.
— Яра, я видел тебя вчера. Подойти не успел.
Кусок пышки чуть не застрял в горле.
— Где? — выдавила я, сделав глоток кофе.
— У Лопухиных.
— А-а…
— Ты можешь сказать, что это не мое дело, но… — Матвей повел шеей, будто ее сжимал тугой воротничок. Похоже,
