Дела Тайной канцелярии - Виктор Фламмер (Дашкевич)

– Пригласи сюда Императорского дива.

А потом они с другом снова звякнули бокалами и принялись ждать.

И вино еще не успело закончиться, как он появился.

Улыбающийся блондин средних лет, в простой рубашке с распахнутым воротом перешагнул порог. Владимир до сих помнит две мысли, что тогда пришли ему в голову. За кого он выдает себя там, на стройке? У этого блондина наверняка еще жива родня. Вдруг его узнают?

Но как только двери закрылись, улыбка сползла с лица вошедшего вместе с личиной.

Он, Императорский див, отлично знал, кому можно показывать свой истинный облик.

…И в нем уже почти не осталось ничего японского, разве что скулы да слегка раскосые глаза. Да что там говорить – он уже настолько походил на отца, что его можно было принять за брата Владимира от какой-нибудь восточной красавицы.

– Удивительно, – ответом на эти мысли стал голос Аркадия, – еще пара-тройка лет, и его без опасений можно будет выдавать за вашего фамильяра.

Див неожиданно опустился на колени, по японской традиции коснулся лбом пола и замер, очевидно ожидая приказа или того, зачем его позвали. Никогда прежде он не выказывал наследнику такого почтения.

Владимира же, несмотря на уже принятый дивом истинный облик, все не отпускал озноб. И это противное липкое чувство точно не связано с личиной. Это страх? А может, наоборот? Непрошеная мысль о том, что бесконечно могущественное существо, без принуждения заклятием, вот так запросто подчиняется, да еще и на глазах у вечного конкурента и друга, взбудоражила какие-то струны в душе?

– Пусть покажет японку, вели ему, – напомнил Аркадий. Владимир почему-то избегал смотреть на товарища, он не мог отвести взгляд от существа, распростершегося на полу у его ног. Приказать ему… Вот так запросто? Такую… ерунду?

Владимир судорожно сглотнул, понимая, что терять лицо ему сейчас никак нельзя, и сказал бодрым и веселым, как ему казалось, голосом:

– У тебя ведь есть среди личин японские девушки. Покажи нам самую красивую.

Он ожидал вопросов, может, даже спора, но нет. Не успел он моргнуть, как с пола поднялась в полный рост совсем юная японка. Длинные черные волосы спадали чуть ли не до пола, а сама она была такая маленькая и хрупкая, что казалась совсем ребенком. Однако небольшая, но красивая и крепкая грудь виднелась в вороте слишком широкой, не по размеру огромной для такого маленького тела рубашки, закрывшей девушку чуть ли не до щиколоток. Остальная одежда свалилась и лежала грудой на полу.

Владимир, чтобы не смотреть на эту грудь, поднял взгляд выше, на тонкую шейку, и ему показалось: кожа девушки настолько тонкая и прозрачная, что видно, как над выпирающей ключицей пульсирует голубая жилка.

В лицо диву он смотреть тоже избегал. Застыл, боясь лишний раз вздохнуть.

– Кем была эта красотка? – вывел его из ступора привычно беспечный голос Аркадия.

– Любимой наложницей моего князя, – немедленно ответил див. Голос оказался нежным и звонким, как колокольчик.

– За что же… твой князь казнил ее? – наконец-то справившись с собственными голосовыми связками, проговорил Владимир.

– Он ее не казнил. Ее отравили из зависти. И когда она умирала, господин велел ее поглотить, понимая, что спасти ее нельзя. Он думал, это поможет ему перенести утрату. Он очень любил ее.

– И как? Помогло? – В голосе Аркадия явственно слышались и насмешка, и искренний интерес.

– Нет, – коротко ответил див.

На несколько мгновений повисла тишина, которую опять нарушил Аркадий:

– А что, Володя, одолжишь мне эту принцессу сегодня на ночь? Охота почувствовать себя сёгуном.

Владимир наконец повернулся к нему и увидел в глазах товарища огонек страсти. Вот только сложно было понять, была ли это похоть или та, другая, страсть, что временами захватывала Аркадия целиком.

Позже, когда Императорский див уже поглотил отца и стал фамильяром, Аркадий много раз просил разрешения исследовать его. И каждый раз Владимир отказывал товарищу. Но тогда, в тот вечер, он, наверное, впервые жестко ответил Аркадию:

– Нет.

И, повернувшись к диву, добавил:

– Можешь идти.

Он так до сих пор и не знает, что им двигало в тот момент. В первый раз охватившее ощущение истинной власти и силы? Уверенность в своих правах? Или… банальная ревность и чувство собственника?

Но что бы это ни было, безо всякой связи Императорский див почувствовал это. И понял о Владимире что-то важное, чего сам подвыпивший юнец еще не понимал.

…И потом, много лет спустя, когда через полгода после смерти жены Владимир рыдал в подушку от бессилия и бессонницы, именно в облике той японки зашел к нему в спальню Императорский див. И Владимир не смог, не нашел в себе сил его прогнать. И это было не начало. Это был конец. Понимал ли он тогда, что обречен?

…Аркадий… как он мог предать? Бросить в самый тяжелый момент жизни?

…А может, друг детства, наоборот, хотел его спасти? Эти мысли последнее время все чаще приходят в голову, он гонит их, но они все равно не отпускают, как и тяжелое, щемящее чувство вины. И голос Аркадия все чаще звучит в ушах:

«Отправь в Пустошь эту тварь сразу же, как получишь над ним власть, Володя. Пока он еще слушается тебя. Не играй с огнем. Ты справишься и сможешь править без него».

– Я не справился, Аркаш… Не справился… один.

И вот сейчас он стоит в парадном мундире в золоченой зале, а его портреты красуются в кабинетах важных чиновников, но он сам – лишь бледная тень, которая давно уже ничего не решает.

И конечно же, никого не сможет отправить в Пустошь.

Но разве он сам не может освободиться… по-другому?

Рука касается рукояти проклятого меча. Всего одно движение, один небольшой порез, он же колдун, он это делал сотни раз, еще будучи ребенком. Это совсем не сложно!

И все будет кончено. Не будет ни вины, ни страха, ни бессонных ночей. Душа? А осталась ли у него душа?

Меч уже на треть выдвинут из ножен, когда он ощущает на своем запястье сжавшие его горячие пальцы.

– Вам так плохо со мной… отец? – шелестит голос у него прямо в голове.

Ни скрипа двери, ни шороха. Ни колдун, ни даже див не способны увидеть, как движется это существо. Бесшумное и внезапное, как сама смерть.

Владимир поворачивает голову и…

Видит перед собой растерянное и расстроенное лицо удивительно похожего на него юноши. Александр давно не использует личин, он столько лет играл роль ребенка, что сейчас выглядит совсем юным даже в истинной своей форме. На нем тоже парадный