Истина лисицы - Юлия Июльская
Он довольно улыбнулся: похоже, напиток получился как надо.
– Ёширо, – послушно поправилась Чо. – Можно узнать, сколько тебе лет?
Он наклонил голову и внимательно посмотрел на неё. Чо поднесла пиалу к губам.
– Едва-едва больше века. Всего два хвоста.
Чо подавилась тем небольшим глотком, который как раз совершала, и чуть не пролила чай. Мучаясь от приступа кашля, она всё же сумела опустить пиалу и прикрыть рот рукавом. Ну вот, не хватало ещё заплевать этот красивый дом.
– Задержи дыхание, – спокойно сказал Ёширо.
Чо продолжала кашлять.
– Задержи на мгновение, чтобы сделать спокойный вдох. Я знаю, это непросто, но попытайся сделать вдох так глубоко, как сможешь, и затем покашлять всем тем воздухом, что сумеешь набрать. Сильный кашель поможет.
Чо честно попыталась. Но вдох тут же прервался кашлем.
– Выдохнуть, задержать дыхание на миг – и вдохнуть, – повторил Ёширо.
Чо послушно выдохнула – в горле вдруг перестало так саднить. Кашель всё ещё душил, но уже терпимо, позволяя сделать медленный непрерывный вдох. И, набрав полную грудь воздуха, она как следует кашлянула и почувствовала, как что-то мокрое поднялось изнутри с этим воздухом и дышать стало гораздо легче.
Покашляв ещё несколько раз, она наконец выпрямилась и, утерев позорные слёзы, сдавленно сказала:
– Благодарю. И прошу прощения.
Дожили. Она разговаривает как Киоко-хэика. Куда делась куноичи Чо, которая готова была прирезать этого лиса при первой встрече?
– Пустяки, не за что извиняться, – он улыбнулся, и Чо улыбнулась в ответ. А потом вспомнила, из-за чего подавилась.
– Больше века! – вскрикнула она. – Это же целая вечность!
– О, это для нас совсем немного. Не все, конечно, доживают до девятого хвоста, однако ж и такие есть. Я пока только встал на свой путь.
Вековой юнец. Чего ещё она не знает о ёкаях?
– Прожить сотни лет… Значит ли это, что есть среди кицунэ те, что застали войну?
– Стражники при Инари, – тут же ответил Ёширо.
– Старые кицунэ работают стражниками?
– Девятихвостые, не старые. Старыми кицунэ могут стать и с семью хвостами, и с пятью, и даже с тремя. Старость порождается умом, а не временем.
Чо перестала что-либо понимать.
– То есть вы не стареете?
– Стареем, – терпеливо пояснил Ёширо, – когда устаём жить, когда насытились этим миром, когда не хотим продолжать. За пределами монастыря кицунэ стареют быстрее – этот мир поглощает, увлекает, но так же быстро и выжигает. Они гонятся за своими желаниями, достигают, гонятся за новыми. А затем – устают. Теряются в этой погоне, теряются в смысле сущего, и тогда наступает начало конца.
– А вы, значит, не устаёте?
– А мы не гонимся, – кивнул Ёширо.
Чо отпила из своей пиалы – и всё же правда вкусный напиток! Сладкий, ароматный, при этом с ноткой свежей пряности. Очень хорош.
– В вас нет никаких желаний? – не поверила она. – Зачем же тогда жить, если не ради их исполнения?
– Зачем? – удивился Ёширо. – Ради самой жизни.
– Но разве она не заключается как раз в том, чтобы к чему-то стремиться и что-то получать?
Ёширо снова с любопытством наклонил голову, словно этот диалог казался ему новой забавой.
– Если всё время гнаться, а получая желаемое, тут же находить, чего ещё недостаёт, – разве это жизнь в удовольствии? – спросил он вместо ответа.
– Но получение желаемого приносит удовольствие.
– Надолго ли?
Это заставило Чо задуматься. И всё же…
– Но если ничего не желать и ни к чему не стремиться, что тогда останется?
– Жизнь, – просто ответил он. – Останется целая жизнь, как она есть.
Он приподнял пиалу и стал разглядывать напиток, гоняя его от края к краю, наблюдая, как поверхность бликует в свете тётина.
– Этот момент – единственный, что у нас есть. Сейчас и здесь есть я, ты и этот прекрасный напиток. – Он медленно сделал небольшой глоток и поднял взгляд на Чо. – Почувствуй, как его вкус ласкает язык, как этот увлекательный разговор дразнит твой ум, насладись теплом, что разливается внутри. Это и есть жизнь.
Чо не поняла, что успокоило её разум – его голос или осознание его слов. Но этот дом вдруг стал ещё уютнее и приятнее, беседа и правда была увлекательной. А напиток… Она сделала новый глоток – совсем небольшой. Яркий вкус малины и мяты обволакивал рот. Не просто сладкий и освежающий – совершенно уютный вкус, вкус безопасности и доверия.
Она посмотрела на Ёширо и улыбнулась. Теперь она поняла.
⁂
Улицы Хоно представляли собой хитросплетение больших и широких пещер. Поначалу всё это было очень непривычно: и вечный полумрак, который рассеивали лишь стоящие вдоль стен (а на особенно широких улицах или на площадях вроде рыночной – в центре) торо; и дома в этих пещерах, выстроенные из дерева и смотрящиеся здесь, под землёй, совершенно странно; и кицунэ – все рыжие, с юными лицами и широкими улыбками.
Не все здесь тепло относились к людям, и всё же ей за одну прогулку улыбнулись больше раз, чем Киоко видела улыбок дома от кого-то не из родни. Там – лишь поклоны и маски вежливости. Здесь – честность. Пусть не всегда приятная, но кицунэ были открытыми – гляди в самую ками, никто ничего не скрывает.
Изучив город и вдоволь нагулявшись по нему, Киоко нашла неприкрытый лаз и выбралась на поверхность. Морозный воздух тут же ударил по щекам, а ветер забрался под плащ. Но далеко она и не собиралась – лишь осмотреть окрестности.
Лес Шику напоминал ей Ши, только был холоднее. Животные здесь были столь же дружелюбны: стоило протянуть руку с купленным на рынке жёлудем – и тут же нашлась белка, которая его унюхала. Прыгнув с ветки, сгребла добычу и сразу утащила куда-то дальше, видимо к своим запасам.
Здесь было спокойно, тихо и очень приятно. Киоко нашла какую-то беседку-пагоду – очень похожую на ту, что стояла в парке Малого дворца, – и вошла туда. Внутри не оказалось ни подушек, ни чего-то ещё – оставлять здесь в такую сырую погоду ткани было бы совершенно непредусмотрительно. Но зато были длинные деревянные доски, установленные на срубы. Расположенные довольно низко, они выглядели как скамьи для сидения, потому Киоко расчистила рукавом место от налетевшей листвы и мусора и, сев, скрестила перед собой ноги. Да, вышло очень удобно. А маленький столик в середине, вероятно, для чая. Наверное, едва пробуждается природа и становится достаточно тепло – это место перестаёт пустовать. Такая красота наверняка пользуется немалым спросом.
И опять в мысли пробралось непрошеное воспоминание
