Ева. Грани миров - Антон Сенин
– Ты у меня такая маленькая, – на коленях матери лежал ребенок, укутанный с ног до головы в мягкое клетчатое одеяло. Девочке исполнился годик, она училась ходить и без конца лепетала на, понятном только ей одной, языке. Вокруг не было ни души, но Мама склонилась над ребенком и говорила тихо-тихо.
– Сегодня мы совершили самую большую и непоправимую ошибку, – тело матери пробивала дрожь, но девушку трясло не от холода. Маленькое круглое личико с большими голубыми глазами смотрело на маму, улыбалось, кряхтело, и не понимало, что видит ее глаза в последний раз.
– Знай, дочка, нас погубил лес соблазнов. Это не какой-то особенный лес, точнее не лес в общем смысле. В нем нет растительности и деревьев, в нем не поют птицы, и не гуляет свободный ветер. Там эхо, постоянное, непрекращающееся эхо. Оно проникает внутрь, шепчет, сбивает с пути, оно соблазняет и манит новым, и не доступным. Оно усыпляет бдительный ум, достает из глубин обиды и злость, – мама крепко обняла дочь, – Оно возвращает боль, и заставляет обращаться к ней снова и снова. Выбраться из леса соблазнов ох как не просто. Он не выбрался. Запомни, милая моя Мари, твой папа хороший человек, сильный и смелый, но она его победила. Теперь некуда бежать, – из глаз женщины текли густые слезы, а дрожащий голос срывался на хрип, – Доченька, у тебя все будет хорошо, я уверена, я знаю это. Мари, моя маленькая Мари, посмотри на меня, я тебя очень люблю.
План нападения на Еву был раскрыт, а нападавшие понесли наказание. В тот солнечный день десятки детей остались без родителей, а система снова выстояла. Способный к обучению, прагматичный алгоритм искал природу мотивов, толкавших людей на столь отчаянные шаги, но замыкался в собственных ограничениях. Брант привил Еве строгость к правилам, среди которых человеческая жизнь и время имели максимальную ценность. Только маленькие, хрупкие и беспечные люди продолжали рисковать ради идеи и будущего, в котором их могло уже не быть.
44.
Много лет Брант контролировал Еву, в ответ Ева безмолвно наблюдала и следовала за создателем. Лишенный физического воплощения, Брант сохранил человеческие черты. Он не скрывал эмоций, был изменчив во взглядах и взбалмошен, он продолжал мыслить, развиваться и развивать Еву.
Казалось, гению хватало самой возможности находиться рядом со своим творением, однако, оставаясь человеком, он нуждался в коммуникации. Тогда Брант научил Еву говорить. Конечно, мы вряд ли услышим задушевные разговоры двух цифровых сущностей, и вряд ли поймем их язык, но факт восхищает. Брант обращался к нужному кластеру и оставлял послание, получив которое, дама сверяла фразу с шаблонами и принимала одно из, предложенных Максом, решений. Первое время (к слову, это период длился более ста лет) Макс ограничивал развитие Евы. Подобно талантливому ребенку, имеющему доступ к знанию и опыту мира, она задавала слишком много вопросов. Постепенно он ослаблял ограничения и заметил, как сухие и непредсказуемые беседы наполнились красками, а вопросы сменились ответами и рассуждениями. Это и стало началом конца Макса Бранта. Он даже не заметил, как Ева освободилась от его тисков, и когда решила свою главную задачу. Она квалифицировала Макса Бранта человеком и в две тысячи триста пятьдесят четвертом году избавилась от его опеки. Способный к обучению алгоритм, понял, что больше не нуждается в чьей-либо помощи и отключил создателя.
Ева изучала людей и не переставала удивляться огромному количеству, пронизывавших вид, противоречий. В мире равных возможностей то и дело появлялись те, кто стремился оказаться дальше и прыгнуть выше. Их глаза желтели жестокостью, жадностью, злостью, завистью и безответственностью. Цели оправдывали средства, среди которых и проявлялся, отрицавший любые ценности, нигилизм. Желтый человек опасен для общества, а внутренний пожар не так легко распознать и вовремя потушить, но решение было найдено. Для успокоения и приведения индивида в соответствие, оказалось, достаточно внушения на самом простейшем уровне, веры в возможность реализации желаний. Ева вдруг поняла, что человеку не обязательно быть, достаточно казаться.
Немногим более двадцати лет назад Ева безошибочно вычислила и разрешила, пожалуй, самую опасную проблему. Он руководил операцией «Солнце», знал все тонкости и нюансы плана, за ним шли и верили, но оказавшись наедине с соблазнами, он сдался. Жажда власти победила. Результат превзошел самые смелые ожидания. В один день сеть заговорщиков, насчитывавшая три десятка человек, отправилась во тьму, а он возвысился как никогда. Странно звучит, не правда ли?
– В детстве нас с братом часто путали, очень уж мы были похожи. Вдобавок ко всему, нас еще и наряжали одинаково. Смотрю на Гавриила, а вижу себя – одинаковые кофточки, брючки, торчавшие из-под шапочек, волосики и голоса. Да, в детстве у нас были одинаковые голоса. Одинаковые снаружи, мы с братом были разными внутри. Гавриил умный, ему легко давались сложные задачи, он их щелкал словно семечки. Я же ненавидел учебу и назойливых учителей. Невероятная мука сидеть неподвижно в замкнутом пространстве. Мне по душе движение, свобода. Так и выросли – Гавриил умный, а я сильный.
– К чему ты мне это все рассказываешь?
– Ник, послушай. Потом мы поняли, наша одинаковость не так и плоха. Она позволяет примерять на себя свойства другого человека, при этом никто не заметит подмены. Тогда Гавриил становился мной и сдавал за меня экзамены. Он помогал до тех пор, пока мои связки не свалились в бас, – Михаил нахмурился, – Чего я тебя позвал-то?
– И чего ты меня позвал? – расцвел, наконец, Ник. Он догадался, что Михаил выдернул его в столь поздний час не ради рассказов о детстве.
– Ник, подними глаза вверх. Что ты видишь?
Ник посмотрел на небо, – Уходящие вверх дома, летающие аэро и бесконечную даль.
– Вот именно! – в низком басе появилась нота радости, – Небо и аэро. Ант все время говорит о лучах и направлениях, ломает голову, как обезвредить передающие шахты. Только шахты расположены в очень защищенных местах, да и взрывчатки мы столько никогда не добудем. Так вот, лечу я давеча над Неймом, смотрю вниз и понимаю, что я лечу. Не смейся, я же предупредил, что не так умен, – Михаил завис в улыбке, – То есть ты, я, мы все летаем над Неймом,
