Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов
Механики ещё раз взглянули на меня с одобрением.
– Не переживай, курсант, мы здесь всё сделаем. Как только механизмы будут готовы, сразу известим. И спасибо, что ещё помнишь нас. Всегда рады тебе помочь.
Ну ещё бы они не были рады, если мои задумки приносят им очень даже неплохую прибыль.
– Ты, главное, с картечницами вопрос реши побыстрее, – сказал один из механиков, когда я уже направлялся в сторону двери.
К счастью, герцог оказался на месте и сразу принял меня. Он был в своём кабинете, за массивным столом, горящие свечи (я давно заметил его любовь к такому виду освещения) отбрасывали странные тени на его лицо, но выражение было спокойным, если не сказать даже умиротворённым. Видно было, что он не привык торопиться и в любой ситуации сохранял хладнокровие.
– Эрвин, что привело тебя ко мне? Какие-то проблемы? – спросил он, отрываясь от документов, но взгляд был сосредоточенным, как всегда.
Я изложил суть дела, рассказав о разработанных чертежах и необходимости картечниц для наших планов.
Герцог внимательно выслушал и тут же распорядился:
– Две картечницы отправить на фабрику немедленно. Если нужна ещё какая-либо моя помощь – скажи. Я сделаю всё, чтобы обеспечить тебя всем необходимым для осуществления твоих планов.
Решив вопрос с картечницами, я поинтересовался положением на фронте. Герцог нахмурился, его взгляд стал тяжёлым и сосредоточенным.
– Новости не из лучших, – вздохнул он. – Я бы даже сказал, что они откровенно дерьмовые. Наша армия отступает. Все соседи, как по команде, решили напасть на нас совместно с калдарийцами. А наша разведка и дипломаты откровенно проспали все их приготовления к нападению. Мы теряем территории одну за другой. Ситуация критическая. Враг наступает, как волна. Мы потеряли крепости на западных рубежах, и сейчас ситуация такова, что войска бросаются в бой прямо с колёс, без должной подготовки, и сгорают в первые же дни, а враг продолжает идти.
Я помолчал, стараясь осмыслить его слова. Война – это не то, чего я бы хотел.
– Это… страшно, – наконец выдавил я.
Герцог обернулся к окну, его глаза, казалось, всё видели сквозь стекло.
– Ты правильно сказал. Страшно. Но мы не можем сдаваться. Мы – империя, и за нами стоят тысячи людей, чьи судьбы зависят от того, что мы сделаем. А мы, Эрвин, будем сражаться до последнего.
Герцог подошёл к шкафу, где стояли бокал и бутылка с вином, и налил себе немного.
– Надеюсь, твой план с картечницами поможет хотя бы немного в этой войне. Если уж не победить, то хотя бы задержать врага. И я верю, что у тебя получится.
Я не знал, что ответить. Герцог смотрел на меня с такой уверенностью, что я почувствовал ответственность за наши действия. Мы не могли позволить себе неудачу.
– Я постараюсь оправдать доверие, – сказал я, ощущая тяжесть слов.
Около месяца меня продержали в госпитале, и за это время мне удалось почти всё, что я запланировал. Однако было что-то странное в том, как с нами обращались. Мы, орденоносцы, не были простыми солдатами. Мы были награждены высшими орденами, что означало – ни одно оскорбление, а таковым могла считаться и неудовлетворительная оценка, не могло быть высказано в наш адрес. За подобное оскорбление могло последовать суровое наказание. Командование училища, похоже, боялось нас, как огня. И хотя мы все нуждались в реабилитации, они не знали, как с нами поступить. С одной стороны, это было даже немного смешно, а с другой – невыносимо.
Всё, что мне оставалось, – это ждать и терпеть. А в свободные дни, которых оказалось просто в избытке, я продолжал работать над нашим проектом. Мы дорабатывали тачанки и модернизировали картечницы. Работы было много, но завод работал в три смены. Атмосфера была напряжённой, но я понимал: нам нужно успеть. Не было времени на медлительность.
Как-то раз, чтобы подбодрить рабочих, я встал перед ними на верстак и, набрав побольше воздуха в лёгкие, начал говорить. Слова шли легко, и я сам не заметил, как речь стала звучать всё более уверенно.
– Товарищи! Мы с вами делаем не просто оружие, мы строим будущее. Мы обеспечиваем наших бойцов всем необходимым, чтобы они могли защищать свою родину. Мы делаем это для нашей империи, для её победы!
Воцарилась тишина, все смотрели на меня, и я продолжил, не замечая, что сам становлюсь всё более вдохновлённым.
– Сколько бы времени ни ушло, все мы работаем здесь ради одной цели – победы на фронте. Впереди трудные дни, но мы с вами покажем, что способны выстоять!
В завершение своей речи я с воодушевлением добавил:
– Всё для фронта! Всё для победы!
Рабочие замерли на миг, и вдруг грянул гром оваций. Я даже едва не упал от неожиданности. Вот никогда не замечал за собой ни в той, ни в этой жизни дара оратора.
А на следующий день, едва пройдя через ворота, я увидел то, что заставило меня остановиться в изумлении. Над входом в цех висел огромный красный транспарант с золотыми буквами: «Всё для фронта! Всё для победы!»
Я остолбенел. Мой случайный лозунг был не просто услышан, но и принят с такой серьёзностью, что стал символом на заводе. Рабочие восприняли это как настоящий призыв, и тот самый лозунг, который был в моей голове как фраза из далёкой эпохи, стал их девизом.
Они не просто работали – они горели этим делом. И хотя я не ожидал такого отклика, я не мог не почувствовать гордости за этих людей. Они впряглись в тяжёлую работу, не жалели себя, как их коллеги из другого мира в тяжёлые годы страшной войны. На заводе царила рабочая атмосфера. На лицах рабочих горела уверенность в том, что они делают правильное дело. Они действительно были готовы сделать всё для победы.
И вот наконец мы выкатили наши картечницы на стрельбище, заранее подготовленное для испытаний. Оно находилось на окраине столицы, в районе, где посторонние не могли бы увидеть или услышать, что происходит. Туманное утро создавало впечатление, что сама природа ждала, когда мы сможем продемонстрировать результаты своей работы.
Наша задача была проста – проверить, как картечницы проявят себя в реальной боевой обстановке. Мы, конечно, ожидали, что наши тачанки разнесут в мгновение ока любые мишени в щепки. Проблема заключалась в том, что начальник стрельбища категорически отказался поднимать мишени. Он как-то сразу и безоговорочно поверил, что они
