Красное на красном - Вера Викторовна Камша
Альдо частенько шутил, что бабушка раскаивается в прежней добродетели, и был не столь уж далек от истины. Принцесса каждый вечер любовно перезаряжала инкрустированные перламутром пистолеты, занимавшие в ее сердце третье место после внука и дайты, – просто так, для удовольствия, и вот, кажется, пригодилось. Почтенная вдова вылезла из кровати и как была, в ночной сорочке, присоединилась к Мупе. Собака не ошиблась – в гардеробной кто-то возился.
Матильда была женщиной отчаянной, ей и в голову не пришло позвать на помощь. Рывком распахнув дверь, принцесса рявкнула:
– Кто тут?
Мигнул и погас потайной фонарь, послышался быстрый шорох, и все стихло. Вдовица завертела головой, вглядываясь во тьму и кляня себя на чем свет стоит за то, что не зажгла свечу. Мупа стояла рядом с хозяйкой и глухо рычала. Босые ноги начали мерзнуть – ворюга залез в окно и не удосужился его закрыть.
Справа очень близко что-то стукнуло – злоумышленник собрался то ли напасть, то ли проскочить мимо Матильды к спасительному окну, но принцесса такой возможности ему не дала. Грохнул выстрел, раздался короткий крик, на пол свалилось что-то тяжелое и мягкое.
Ее высочество бросила разряженный пистолет, переложила второй в правую руку и прислушалась – тихо.
– Мупа, – приказала Матильда, – вперед! Ищи.
Сука исчезла среди забивавших комнату шкафов, сундуков и ширм. Раздалось подскуливание, перешедшее в короткий вой.
– Твою кавалерию! – буркнула женщина. – Попала…
Мупа вновь взвыла – ее натаскивали на красную дичь, а не на покойников. Принцесса велела суке караулить, вернулась в спальню, высекла огонь и собралась прийти на помощь Мупе, но в комнату вломилась полуодетая Пакетта.
– Ну, что такое? – недовольно осведомилась Матильда.
– Моя эрэа! Вы живы?
– Как видишь. – Матильда сунула камеристке свечку. – Раз явилась, идем. Посветишь.
– Куда? – не поняла та. – Что?
– Твою кавалерию! Вор у нас был… В хламовнике. Я его пристрелила. Кажется…
Служанка набрала в грудь воздуха, чтобы завизжать, но Матильда, знавшая Пакетту лет сорок, закатила ей оплеуху. Помогло – камеристка обиженно поджала губы и пошла за госпожой.
Сначала они увидели ручеек – темный и блестящий, он вытекал из-за продырявленной ширмы с павлинами, из-под нее же торчала неловко вывернутая нога в сапоге без каблука. Пакетта хрюкнула и зажала рот ладонью. Принцесса отобрала у женщины свечу.
– Позови Альдо и Фра́нко. Пусть сходят за стражей.
– Эрэа…
– Толку-то от тебя.
Служанка убралась, а Матильда, подобрав рубашку, заглянула за ширму. Ночной гость, невысокий худощавый мужчина в сером, смирно лежал на полу лицом вниз – пуля снесла ему полчерепа, так что мертв он был окончательно и бесповоротно. Веревка, связки ключей, какие-то железяки на поясе и мешок не оставляли сомнения в роде занятий покойного. Вор. Фу! Нашел куда лезть! Если в гостиной и буфетной уцелели хоть какие-то ценности, то гардеробная давным-давно превратилась в склад всяческой дряни.
Матильда подняла мешок, в котором было что-то жесткое, и вытряхнула на пол. Улов был, мягко говоря, небогат. Воришку прельстила старая шкатулка с королевскими гербами. Когда-то в ней и вправду хранили драгоценности, но Раканы распродали почти все, что захватили при бегстве, вделанное в крышку зеркало разбилось, и рассохшаяся реликвия доживала свой век среди такого же хлама.
Хлопнула дверь, и вбежавший Альдо воззрился на труп.
– Это кто?
– Вор, – сообщила бабушка, – и дурак к тому же. В гардеробную забрался, представляешь?
– Стражников позвать?
– Франко сходит. – Вдова погладила Мупу. – Переверни-ка его, что ли.
Внук без лишних слов исполнил просьбу, хотя лицо его слегка позеленело. Молодость… Принцесса внимательно посмотрела на вора. Уцелевшая физиономия была ей незнакома.
– Матильда, – Альдо огляделся, выискивая, обо что бы обтереть руки, и остановился на бабушкиной рубахе, – я его, кажется, видел.
– Что ты делаешь, паршивец!
– У тебя подол так и так в крови.
– Умный какой… – Вдова нагнулась, обозревая свои одежды. – И впрямь… Видел, говоришь? Где? Когда?
– Где – не скажу, но недавно. У дома вроде бы.
– Готовился, – постановила бабушка. – Ладно, пойдем выпьем по бокальчику, все равно ночь насмарку.
– А он что-то спер?
– Не успел, разве вот гроб этот. – Матильда кивнула на валяющуюся шкатулку.
– Что-то не припомню этой штуки. – Альдо присел на корточки, разглядывая прельстившую вора вещь. – Как думаешь, сколько ей лет?
– Леворукий ее знает. Много.
– Матильда!
– Ау?
– Отдай ее мне.
– Старьевщиком заделался?
– Отдай, жалко, что ли?
– Забирай, – махнула рукой бабушка. – Ты собрался здесь всю ночь сидеть?
– Иду уже. Тяжелая какая. – Альдо поудобнее подхватил шкатулку и потащился за Матильдой.
– Я и говорю – гроб! – хмыкнула вдова, разливая вино, но выпить не удалось. Раздался шум и звон, в комнату ввалились предводительствуемые Пакеттой стражники и замерли, увидев внушительную даму в заляпанной кровью ночной сорочке и с полным бокалом в руке.
– Прошу прощения. – Дама поставила бокал и накинула какой-то балахон. – Покойник в гардеробной.
– Сударыня, – серый офицер изо всех сил старался сохранить спокойствие, – вы пережили ужасное потрясение…
– Глупости, молодой человек. Никто меня не тряс. Меня разбудила собака, я взяла пистолеты и пошла посмотреть. В комнате кто-то был…
– И вы выстрелили?
– Разумеется, – с достоинством ответила вдовствующая принцесса. – Я в том возрасте, когда от мужчины в спальне ничего хорошего ждать не приходится.
3
Иноходец совершенно точно помнил, что не заказывал никакого вина, значит, это сделал Альдо. В любом случае раздобыть в Агарисе выдержанное кэналлийское было неслыханной удачей, и Робер велел слуге пропустить помощника франимского[76] торговца, на ночь глядя принесшего образцы.
Франимец оказался совсем крохотным, казалось, обшитая парусиной корзина переломит его пополам, и Робер, сам не зная почему, подхватил тяжесть и водрузил на стол.
– Благодарю блистательного. – Раздавшийся из-под широкополой шляпы грудной голос поверг Иноходца в оцепенение, а виноторговец торопливо сорвал жутковатый головной убор и робко улыбнулся. Перед Робером стояла медноволосая гоганни, о которой талигоец изо всех сил старался не вспоминать.
– Пусть блистательный простит мне обман и выслушает. – Какой же у нее прелестный румянец! Заря на снегу, иначе и не скажешь…
– Сударыня, я счастлив видеть вас, – надо же, иногда вежливые фразы бывают не враньем, – но мне кажется, я сплю. Вы здесь, в мужском платье, одна… Что-то случилось?
