Истина лисицы - Юлия Июльская
– Красиво. – Мотохару залюбовался, и у Чибаны отлегло от сердца. Смутное чувство тревоги, страх перед бесконечностью отступили. – Видишь, Аматэрасу выходит. Каждое утро выходит. А дракон где же? Эй, Ватацуми-но-ками, покажись! – прокричал он в пустоту, и у Чибаны сжалось сердце.
– Что на тебя нашло?
– Ничего, – он засмеялся, – я просто счастлив. Я чувствую… Как тебе объяснить? Свободу! Силу! Ты разве не ощущаешь того же?
Она не ощущала, вся внутренне сжавшись от тревожного предчувствия.
– Не гневи богов, Мотохару. Не превозноси себя над ними.
Мотохару тут же задрал подбородок повыше и посмотрел на неё сверху вниз.
– Не гневи богов? А что сделали эти боги? Это мы, самураи, спасаем людей. Мы ловим разбойников. Мы сражаемся с шиноби. Мы позволяем всему городу, всей области спокойно спать. Разве нет? Мы!
С каждым словом он всё больше наступал на неё, а она пятилась.
– А что же делают боги? Где Ватацуми, когда гибнут люди? Где он, когда гибнут дети?
С каждым словом его слова всё больнее резали её слух и ранили сердце.
– Где был твой бог все эти четыре года, когда ты молила его о детях? Неужели мы недостойны? Неужели ты думаешь, что была бы плохой матерью, что не заслужила права ею стать? Так скажи мне: где он? Где этот дракон?
С каждым словом семена тревоги прорастали в её душе.
– Нам не понять своих судеб, – тихо проговорила Чибана.
– Чушь! – Мотохару уже кричал. Рыбаки на палубе не вмешивались, но, осмотревшись, Чибана поняла, что и они напряжены – происходящее не нравилось никому.
По коже пробежали мурашки, но Чибана запоздало поняла, что это уже не тревога. Ветер заметно усилился. Ещё коку назад был штиль, но сейчас…
Лодка качнулась. Рыбаки засуетились.
– Мотохару, хватит, – взмолилась она.
– Хватит молиться богу, что бросил своих детей! – возразил он. – Неужели ты не видишь? Море прекрасно. Но Ватацуми… Чем он заслужил твою любовь? Своим пренебрежением? Своей холодностью? Своим молчанием?
Тут уж Чибана не выдержала и засмеялась, да так громко, что пришёл черёд Мотохару встревожиться.
– Ватацуми не нужно было заслуживать мою любовь, – выплюнула она, всё так же смеясь. – Она со мной с рождения, в сердце. Мы, жители Минато, кормимся из его рук. Мой отец был рыбаком, и ты это знаешь. Если бы не Ватацуми, не было бы и нашего города. Но почём тебе знать, избалованный сын дворца? Ты смотришь лишь в небо и признаёшь лишь Аматэрасу, что выходит к людям. Ты не видишь, сколько всего дают нам боги, потому что возомнил себя важнее их. Но сам-то… Давно ли предал ту, которую обещал любить дольше вечности? Моя любовь с Ватацуми, потому что его любовь со мной. С самого рождения. А вот почему моя любовь всё ещё с тобой – вопрос, на который я безуспешно пытаюсь найти ответ. Ты не заслуживаешь этой любви. Ведь это ты мной пренебрегал. Ты был со мной холоден. Ты молчал, когда следовало говорить, и уходил, когда следовало оставаться.
Лишь договорив, она поняла, что в лицо уже хлещет дождь, а рука схватилась за планширь. Лодку качало так сильно, что удерживаться на ногах стало гораздо труднее. Чибана подняла глаза к небу – его заволокли серые тучи. Надвигался шторм. И судя по тому, как взволновалось море, – сильный шторм. Который невозможно пережить на фунэ.
Воздух наполнился возгласами и суетой. Чибана смотрела на это, на то, какие волны поднимаются вдали, и понимала, что их ничто не спасёт.
– Твои речи разгневали его, – покачала она головой.
– Не говори чепухи, – разозлился Мотохару.
– Я не виню тебя, – объяснила она, – лишь досадно, что так всё завершится. Моя жизнь и так кончена, но твоя… Твоя могла бы сложиться иначе. С новой супругой и – кто знает? – своими детьми.
– Мы не умрём, – возразил он, но кто-то закричал. Чибана резко обернулась и проследила за взглядом смотрящего. Там поднялась такая высокая волна, что грозила потопить их всех разом. От лодки ничего не останется… Ватацуми не прощает такого пренебрежения.
Она всё исправит. Она знает как. Ей умирать не страшно, но страшно, если из-за неосторожных слов одного гордеца погибнут невинные жители Минато.
⁂
– Чибана! – Мотохару попытался схватить её, чтобы остановить. Что за глупая женщина, вбила в голову какую-то чепуху! Он хотел удержать её, но она вскочила на планширь. Ветер тут же рванул её волосы и подол платья, взметнул вверх. Как только саму её тут же не унёс?
– Чибана, прошу, спустись! – взмолился он. Всё же она не стала ему чужой, оставалась супругой.
Она повернулась лицом к нему и спиной к морской пучине. Достала из рукава маленькую фуэ, приложила к губам – и ветер подхватил протяжную, полную печали мелодию. Она была так похожа на ту, что он слышал из её покоев перед тем, как она к нему вышла… Музыка прощания и светлой грусти. И она дарила её этому миру…
– Чибана… – позвал он, и в голосе его сквозила горечь неминуемой утраты. – Чибана, прошу, не надо…
Но она играла. Закрыв глаза, испускала последний вздох через фуэ. Говорила с ним, как умела лучше всего. Она уходила. Он думал, что он её покидает – но нет. Она оставляла его бродить по миру дальше, а сама отправлялась к богам, которых знала и любила. Туда, где её примут. Туда, где она сможет обрести долгожданный покой.
Чибана… Его сердце выбивало её имя. Чи. Ба. На. Каким глупцом он был! Как мог забыть, что была она ему дороже всего мира? Обменял на… что? Кого? Наследников? Будут ли они у него? Быть может, это не у него не было детей из-за Чибаны. Быть может, это у Чибаны не было детей из-за него…
Смолкла песня, и она, покачнувшись, рухнула вниз. Мотохару рванулся вперёд, потянул руку в попытке ухватиться за любовь своей жизни, за смысл собственного бытия, но волны уже поглотили её тело. Он не успел. Не смог бы успеть – она так решила. Милая Чибана. Его лунная дева…
И тучи рассеялись, и ветер успокоился, и волны улеглись, и небо прояснилось. Аматэрасу уже поднялась над горизонтом и взирала оттуда, словно только проснувшаяся госпожа: как ваши дела, дети мои? чудесного вам дня!
И всё словно вернулось, как было: море, фунэ, рыбаки… Лишь Чибаны больше не было. И её фуэ. И её музыка никогда больше не унесётся с ветром ласкать чужие сердца.
⁂
Иоши краем глаза отметил,
