Дела Тайной канцелярии - Виктор Фламмер (Дашкевич)

Афанасий щелкнул пальцами. Направляясь в гости к начальнику, он даже не думал, что все сложится настолько удачно.

– А позовите еще раз вашу новую горничную, ваше сиятельство. Как вы ее назвали?

– Аксинья. Ну сам взгляни, вылитая Аксинья. – Граф позвонил в колокольчик. – А на что она тебе? Я же не просто ее допросил, а, почитай, наизнанку вывернул.

– В любой изнанке есть уголки и кармашки, – глубокомысленно заметил Афанасий. – Ваши враги самоуверенные больно. В памяти Куракина и не было толком ничего, за что стоило черта моего казнить. А вот главного свидетеля они упустили. А все потому, что разумник вы большой, ваше сиятельство.

Афанасий решил, что немного польстить начальству, особенно вполне заслуженно, лишним не будет. Тем более что граф тут же расплылся в довольной улыбке.

В этот же момент дверь открылась, и появилась чертовка Аксинья. Опустив голову, она встала на пороге, ожидая приказа.

– Ну, Афанасий Васильевич, спрашивай. Любопытно мне, что я упустил.

– Мне и самому интересно. – Афанасий повернулся к чертовке и услышал, как Владимир едва слышно зарычал.

– Крепко держите ее, ваше сиятельство, – распорядился колдун, – черт мой предупреждает, недовольная она. Понимает, зачем позвали.

– Хорошо держу, тут не сомневайся, – хмыкнул начальник и велел горничной: – На все вопросы отвечай, ясно? И не смей юлить да отмалчиваться. Слышала, что сказал?

– Да, хозяин, – бесцветным голосом проговорила чертовка.

Афанасий ощутил, как приготовился к атаке Владимир, и задал первый вопрос:

– Расскажи мне, Аксинья, кто прилетал к хозяину твоему бывшему, князю Куракину, от маркиза Шетарди?

– Не ведаю, – тихо ответила чертовка.

– Вот как. – Афанасий встал и повернулся к чертовке, заложив руки за спину. – А бочонок коньяка хозяину бывшему кто принес?

– Черт.

– Опиши.

– Когда бочонок приносил – как высокий мужчина с черными усами выглядел. Волосы до плеч, прямые.

– Это она личину описывает, – заметил граф, – толку нам с личины?

– Погодите, ваше сиятельство, и до главного дойдем. А теперь расскажи, Аксинья, как тот черт выглядел в своей истинной форме?

Горничная замолчала. А потом внезапно подняла голову, сверкнула глазами и выпалила:

– Как черт!

В этот же миг Владимир оказался между чертовкой и хозяином. И, оскалив клыки, рыкнул на нее так, что она отшатнулась и, тоже оскалившись, вскинула руку с мгновенно отросшими когтями.

– А ну уймись, стервь! – рявкнул граф, поднимаясь. Его голос острой сталью резанул по ушам. Даже Владимир вытянулся по стойке «смирно». А чертовка, немедленно убрав когти, застыла, снова опустив голову.

– Вот тебе и кармашек, – довольно потирая руки, произнес Шувалов, – выходит, видела она посланничка в истинной его форме.

– Видела, а как не видеть. Его светлость Куракин совсем не дурак был за просто так голову подставлять. Ему гарантии были нужны. Вот и отправил он свою прислужницу шпионить. Не сразу, но увидела она. О чем и доложила его светлости. Черт тот к дому князя человеком подходил, под амулетом, чтобы сущность свою до времени не показывать, и только на подходах личину надевал. Про то, что фамильяра своего князь отсылает, посланец знал. А вот про тайную прислужницу – нет. А чертовка эта – клад просто. И шпионить горазда, и девкой простой прикидываться. Цены ей нет. Вы бы, ваше сиятельство, лучше бы на службу ее пристроили, чем кофии варить.

– Пристрою, тут, голубчик, ты не волнуйся. Как разберемся в деле и утихнет шум. Так, говоришь, выследила она его?

– Выследила. Шла за ним, нищенкой прикинувшись, и углядела, как черт из человеческой формы в звериную перекинулся и улетел.

– И звероформу видела, – ахнул начальник, – ну что же, – он недобро посмотрел на чертовку, – допрашивать теперь тебя по всем правилам будем. Ты нам сейчас каждую шерстинку на теле того посланника опишешь, каждый коготь и рог! Ишь, удумала… «как черт».

Он потянулся за другим колокольчиком. А чертовка схватилась руками за горло и осела на пол.

– Погодите, ваше сиятельство. Дайте мне ее спросить.

– Ты что же, Афанасий Васильевич, приказу моему не доверяешь? Кровью своей допрашивать собрался?

– Доверяю. Но, может, мы без крови обойдемся и без приказов. Отпустите ее ошейник, задохнется – как говорить будет?

Чертовка тут же опустила руки и, тяжело дыша, зыркнула на колдунов.

А Афанасий подошел к ней еще ближе и тихо проговорил:

– Знаю, верность хозяину ты хранишь. Доброе качество для черта. Вон, Владимир мой порешил твоего хозяина, чтобы своего спасти, меня, то бишь. Но он меня живого спасал, так-то вот. А твой хозяин помер. Не поможешь ты ему больше. А тебе жить. Подумай.

Чертовка ничего не ответила.

– Ладно, хватит с ней миндальничать. – Шувалов снова взялся за колокольчик, но Аксинья неожиданно проговорила:

– Химера он. Тело как у пчелы. Лапы куриные. Голова козла, уши коровьи. Рога длинные. Это в боевой. В человечьей – на немца похож. Морда узкая, бритая…

– Стой! – воскликнул Шувалов и мгновенно побледнел, будто вся кровь из него вытекла. – Молчи, ни слова больше. И ты Афанасий Васильевич, и черт твой сейчас ничего не слышали, ясно?

– Ясно. Узнали вы, выходит, фамильяра, а, ваше сиятельство? – хмыкнул Афанасий.

– Узнал, как не узнать. Оттого и говорю: забудь. И не вспоминай, пока я лично тебе не прикажу. Не касается тебя это дело. Ты свое выполнил и можешь быть свободен. Дальше я сам. Сам. Так-то.

Начальник рассеянно повозил рукавом по столу и внезапно добавил:

– А, нет, погодь. Сейчас.

Он позвонил в колокольчик. Афанасий замер: момент был непростой. Фамильяр этот, похоже, принадлежал кому-то из самых высших кругов, с кем сам Шувалов связываться опасался. Колдун покосился на окно, а затем на Владимира, раздумывая, не пуститься ли в бега. Но куда? Без денег? И ловить его будут как дезертира. Да и красть черта казенного тоже негоже, а без черта не уйти…

…И он остался стоять, глядя, как начальник, схватив перо, принялся что-то царапать на листе бумаги. Оставалось только надеяться, что это не приказ об аресте.

Зашел Порфирий. Граф Шувалов закончил писать, подул на бумагу и протянул ее Афанасию.

– Вот что, голубчик. За служебное рвение и заслуги награждаю тебя отпуском в три недели. Езжай, отдохни… куда подальше… да хоть на юга куда-нибудь. Хочешь ведь на юга, а? Из нашей темени да холодины? Здоровьишко заодно поправишь, на государственной службе подорванное. А чтобы хорошо отдыхалось, жалую я тебе премию в пятьсот рублей. Порфирий,