Костер и Саламандра. Книга 2 - Максим Андреевич Далин
А мне было не оторваться от зеркала.
– Мёртвый – твой друг, белая леди? – спросил Далех.
– Да, – сказала я. – И очень… плохо мне очень.
– Мы с тобой сделаем всё, что надо, – сказал Далех.
Мы поставили жаровню напротив зеркала, Ларс притащил торбу – и выяснилось, что походная торба Далеха битком набита чем угодно, но не тем скучным скарбом, который возят с собой нормальные путешественники. Он не торопясь вытащил оттуда полотняный мешочек – и высыпал на ладонь кучку тоненьких щепок и прутиков.
– Это можжевельник с Хуэйни-Аман, – сказал Далех и разложил щепочки на жаровне.
Потом достал ещё мешочек, открыл, понюхал, убрал обратно, достал другой – и вытряхнул на жаровню какой-то сухой травяной клубок. Подобрал, потёр в ладонях, высыпались семена, клубок поломался, Далех удовлетворённо кивнул и убрал остатки.
Он был такой деловитый и неторопливый, что я немного успокоилась, наблюдая.
За мешочком последовала бутылка из тёмного тяжёлого стекла. Далех её открыл и показал Ольгеру:
– Раствор туфы.
Ольгер понюхал, потом капнул на ладонь.
– Вот! – сказал он мне радостно. – Конденсат Седьмого Неба – и Малый Ключ, чтобы раствор не распадался на фракции. Далех, тебе надо разобраться в алхимических формулах – мы с тобой потом сопоставим твою науку с моей наукой. Видишь, какие совпадения!
Далех кивнул, закрыл бутылку, убрал и достал напоследок какой-то скорченный корешок:
– Солнечный корень. Можно пробовать.
Мы все подошли поближе. Ларс просунулся под самый локоть Далеха – и Далех его чуть-чуть отодвинул. А потом взял этот корешок, потёр его в пальцах – и корешок вспыхнул маленьким огоньком, как свеча.
Далех ничем его не поджигал, клянусь небом! Просто трогал! Балаган по нему плачет…
И держал в руках горящий корешок: пламя облизывало ему пальцы, а вид у него был, будто это не огонь, а котёнок лижет. Спокойный вид. Добродушный.
– Тебе не больно? – шёпотом спросил Ольгер.
– Огонь – жизнь моя, – просто сказал Далех. – Я, как все Белые Псы, родился в очаг, в горячий очаг, где угли тлели – огонь мою душу в этот мир принял, приветил, огонь во мне горит. Внутри меня огонь, снаружи меня огонь. Благо, тепло и свет.
– Невероятно, – тоже шёпотом сказал Валор.
И я подумала: невероятно. Но ничего не сказала – я была будто в трансе.
А Далех, покачиваясь и что-то негромко напевая, положил горящий корешок в жаровню и начал помешивать, чтоб от него быстрее загоралось. Все эти его щепочки и сухие травки вспыхнули мгновенным ярким пламенем – и пламя спалось, опустилось, остались только тлеющие угольки. Эти угольки Далех ворошил пальцами, разминал – и поднимался дым, сладковатый, терпкий, дурманный такой дымок, от которого щекотало в носу и клонило в сон.
А Далех всё напевал – без слов, как-то вроде «ну-ну-ну», «о-хо-хо» – и мешал, и дым поднимался, и зеркало уже заволокло. Тогда Далех отодвинул жаровню – и пальцами, которые чуть-чуть сквозили красным на кончиках, будто ногти у него были стеклянные, а за ними тлел огонь, начертил на стекле наш знак.
Дымом.
И серая мгла за зеркальной гладью заклубилась гуще, пошла волнами, будто мелкая зыбь на море, потом начала закручиваться в дымные спирали, и это тоже странным образом завораживало – и вдруг дым словно ветер унёс.
Я увидела лицо Клая и его ладони, прижатые к стеклу.
Чуть не заорала.
На меня смотрел мёртвый Клай.
Не дух, нет! Мертвец! Во плоти. Серое лицо, нос заострился, глаза ввалились и высохли, смотрят тускло. Чёлка – как пакля. Шинель на груди – в чёрных дырах, четыре дыры в ряд, наискосок, одна – у сердца.
Кромешный нестерпимый ужас.
И тут мёртвый Клай улыбнулся.
Его губы дрогнули и приоткрылись. Никакой поднятый труп…
– Ты слышишь, милая-милая леди, – сипло сказал Клай. – Слава Богу. Скажи военным: это местечко Солнечная Роща, маленький город, они наступали с запада и сейчас на окраине. У них летучие твари, вроде адских драконов, город горел. Со мной был Эгель из Девятиозерья, но он с солдатами вытаскивал людей из горящей ратуши, крыша рухнула. Он сгорел – и ротмистр Терс из дома Падающей Звезды, и Харт, которого я не знаю по родовому имени, и ещё много… И некромант теперь только я.
– Жейнар, – еле выговорила я, – в Штаб, бегом. Передай.
Жейнар вздрогнул – и рванул с места.
– Клай… – почти так же сипло, таким же мёртвым голосом прошептал Ольгер. – А ты знаешь, что мёртв?
Клай коротко рассмеялся.
Немного я видела вещей более ужасных, чем смех мертвеца, который с натугой втягивал воздух, чтобы его вытолкнули высыхающие лёгкие. Мышцы плохо его слушались, улыбка выглядела оскалом черепа:
– Думаешь, я могу в этом ошибиться, граф, дорогой? Завидую вам, мессир Валор: труп таскать тяжело, думаю – намного тяжелее, чем скелет. Я слишком много чувствую… Не надо было завязывать себя на два Узла, хватило бы одного. Но я должен был сообщить. И я нужен: к ночи снова начнётся драка.
– Невозможно, – прошептал Валор. – Нереально. Безумие.
Ровно то же самое думала и я.
– Как?! – потрясённо выдохнул Ольгер.
– Я ещё до войны познакомился в городе с парнишкой, – сказал Клай. Кашлянул. Кто-то рядом протянул ему флягу, Клай хлебнул – и сплюнул. – Сухо, очень сухо внутри. Говорить тяжело. Так вот. Познакомился с Барном. У него чутьё, не то что некромант, но видит духов. Вроде медиума. И когда меня убили, он меня поднял. Под мою диктовку. Вашим именем, Карла.
– Так не бывает, – пробормотала я.
– Бывает, – сказал Клай. – Ты создала идеальную формулу. Ад совсем рядом, а я чуть не его рукой рисовал звезду. И мы смогли, потому что очень надо было. Барн из дома Цветущих Яблонь его зовут. Покажись леди.
Я уже поняла: большое треснутое зеркало стояло у стены, наверное, на улице. Я видела кусок мощённой булыжником мостовой, какие-то мешки, ящики, закопчённую стену напротив. И не видела, но слышала – то ли дыхание, то ли шёпот – многих людей вокруг.
Вокруг мёртвого Клая были живые солдаты.
А Барн не хотел показаться – его вытолкнули.
Его голова была перевязана бинтами, пропитавшимися кровью на месте правого глаза, а лицо, почти такое же мёртвое, как у Клая, осунувшееся и серое, усталое лицо, как у больных стариков, выражало отчаянную решимость.
– Вы его не слушайте, леди, – сказал Барн. – Я – так. Вот он – герой. И Эгель был герой. Мы бы не справились без них.
– Демон потребовал у него глаз, – сказал Клай, положив Барну на плечо ладонь. – И резать мне
