Милосердие солнца - Юлия Июльская
А самое сытое время пришлось на затяжную войну людей и ёкаев. Не все были отданы Кагуцути, но мико исправно исполняли ритуалы каждую ночь перед восходом Аматэрасу. Множество, множество ритуалов в разных концах Шинджу. И Кагуцути благодарно улыбался Хатиману — своему внезапному союзнику, разжигавшему в людях чувство чести и долга, чувство необходимости служить своему правителю и богу войны, то есть добровольно идти на верную смерть.
К тому времени некоторые из людей уже бежали подальше от запада: через залив Комо на остров Дзифу. А самые отчаянные, ищущие уединения — на Огненную Землю.
Так у подножия Огненной горы вырос храм, а позже — монастырь. Сначала Кагуцути привычно облизывал всё живое, что пыталось облепить его тюрьму и его убежище, но позже люди смекнули, что, если бога исправно подкармливать, он может проявить милосердие. И теперь в начале каждого времени года ему отдавали жизнь. И это было не в пример вкуснее еженощной трапезы смертью. Ради этих редких подношений он позволил людям остаться у вулкана.
Теперь у него была еда. У него было внимание. И, как у всякого бога, у него даже было почитание. Единственное, чего Кагуцути всё ещё не имел, — это свободы. Всё, чего ему оставалось желать, — освобождения от заточения, в котором он пребывал тысячи лет.
* * *
Тору действительно завизжал, и этот визг ласкал слух Чо нежнее маминых колыбельных, жаль только, не было времени насладиться. Пока он отчаянно лупил вокруг себя чем ни попадя, пытаясь пришибить Норико в образе сколопендры, Чо шмыгнула внутрь старой полуразвалившейся постройки, в которой шиноби обычно удерживали редких пленных.
— Разве уже время обеда? — услышала она оживлённый голос Ёширо и облегчённо выдохнула. Живой, уже хорошо.
— Ш-ш-ш, это я, — прошептала она.
— Чо?
Ёширо был привязан к столбу спиной к входу и не мог её видеть. Она прошмыгнула вперёд и одним движением перерезала верёвки, стянувшие запястья кицунэ.
— Да, — улыбнулась она, когда он обернулся и удивлённо уставился на свои теперь свободные руки. — Надо уходить. Только тс-с-с, Тору рядом.
Чо осторожно подошла к выходу и выглянула.
— Как-то это невежливо, — пробубнил Ёширо, но куноичи его уже не слушала. Тору куда-то исчез. Не было ни визгов, ни его самого. Неужели Норико дала себя поймать?
— Жди здесь, — скомандовала она и вышла, стараясь держаться тени здания.
Сзади послышалась возня.
— Я же сказала ждать. — Чо обернулась и увидела, как Ёширо с растерянным видом ловко уворачивается от попыток Тору его схватить. — Что за…
— Мне же нельзя дать ему себя поймать, да? — уточнил кицунэ, подныривая под руку Тору. Во второй руке шиноби блеснул клинок, и, пока Ёширо выныривал у него за спиной, тот успел крутануть кистью.
Ёширо уставился на своё левое плечо, там на травянистого цвета кимоно стремительно разрасталось тёмное пятно крови. Чо тут же метнула сюрикэн, тот врезался в левое запястье Тору, заставляя выронить оружие. Шиноби выругался.
— Нельзя, — ответила Чо Ёширо.
— Да, я уже понял. — Он вздохнул и отразил замах Тору. Чо уже собиралась метнуть второй сюрикэн и обезоружить Тору окончательно, но ноги вдруг перестали держать и подкосились. Всё тело потяжелело. Руки, голова, шея — всё стало неподъёмным и тянуло её вниз, впечатывая в землю.
Так вот каков в действии этот яд. Чо и не думала, что ей когда-нибудь удастся почувствовать его на себе. Стать жертвой собственного творения… Как глупо всё получилось.
За тяжестью последовала боль. Резкая и отупляющая. Этого сознание выдержать уже не смогло.
* * *
Вся сила созидания, какой наделила её Инари, восставала против этой сделки. Он разрушает, сеет смерть, оставляя после себя лишь пустоту. Но именно это ей и было нужно. Жестокость не победить чистосердечием, как бы ей того ни хотелось. Отец был милосердным правителем и слепо верил своему советнику — и к чему это привело?
Киоко не допустит такой ошибки. Она не станет полагаться на силу убеждения и здравомыслия там, где на неё нацеливают стрелы. Неважно, насколько ты прав и честен, если в конечном счёте лежишь с пронзённым сердцем.
— Не в моей власти подарить тебе свободу, Кагуцути, — осторожно начала она, мысленно ощупывая каждое слово перед тем, как его произнести, пробуя его на вкус, предугадывая его влияние на ход беседы. — Твоя тюрьма выбрана твоим отцом. Разве смертным под силу её разрушить?
«Смертным под силу меня призывать».
Киоко подняла перед собой руку и почувствовала то же, что происходило тогда, во дворце Лазурных покоев. Тело пронзила внезапная боль, словно вместо крови по жилам заструился чистый огонь. Но она не успела даже вскрикнуть — огонь оставил нутро и вырвался наружу, заиграл языками пламени над её ладонью.
«Мико совершают обряды, жертвуют мне свои ки на время, позволяя обрести форму за пределами Огненной горы. Тебе же не нужны ни танцы, ни музыка. Твоя ки, рождённая для удержания божественной ками, гораздо сильнее прочих. Ты одна справляешься с задачей нескольких служительниц храма, а ведь ты ни дня не посвятила служению. — Он перебрался с ладони на землю и жадно ухватился за сухую ветку, тут же её поглотив. — Я уже пытался проделывать подобное раньше. Никто не выжил, они просто сгорали».
Киоко вдруг сделалось очень жарко. Осознание, на какой бездумный риск она пошла, призывая тогда во дворце Кагуцути, заставило лоб покрыться испариной. Её смерть могла оказаться вполне настоящей.
«Не переживай, маленькая правительница, — усмехнулось пламя, вновь заползая ей на руку и перебираясь на плечи. На миг она испугалась за волосы, но Кагуцути, судя по всему, не собирался ей вредить. — Видишь, тебе достаточно лишь захотеть призвать меня. И вот я здесь. Могу остаться, могу уйти. Могу перебраться куда угодно. Любой уголок Шинджу мне открыт: от севера до юга, от запада до восточных островов».
— И что ты будешь делать с этой свободой? Всем известно, что твоё рождение ознаменовало начало конца. Я намерена спасти Шинджу, но не для того, чтобы ты потом уничтожил мою страну.
«Не переживай, — зашептал он, лизнув горячим воздухом ухо, — я жажду свободы, а не разрушений. Еды у меня достаточно. К тому же Хатиман крепнет, честь и жажда славы вновь утверждаются в людских сердцах, а значит, скоро пищи станет ещё больше».
Его голос
