Третий Лад - Родион Создателев
И снова — всплеск воды. Рыболов сыпанул ещё подкормки...
— Что по итогам, Яков Данилович? — молвил хрипач.
— И Милосельские и Калгановы... должны быть уверены в том, что стремянные полки стрелецкие — самые преданные товарищи им. Пущай каждые скалятся на других и думают, что на их стороне преимущество. А мы свою игру поведём, сотники. Нет на Престоле Российском места: ни подлецам Милосельским... ни ворам Калгановым!
— А кому местечко заветное... предназначено? — задал резонный вопрос вожак.
— Сами потом решим, вместе с вами. Без Опричнины подлой и без Боярского Совета... продажного.
Снова — тишина... Только тени дрожат по стенам. Наступил самый ответственный момент боя: либо — трубить отход, либо — triumphus.
— Славное предложение, — прохрипел вожак.
“Вот она — рыбка!” — возрадовался воложанский дворянин.
— Молви, боярин. Ежели даст тебе князь Василий Милосельский... указание... на дело противное. Чего сделаешь? — допытывался недруг-колючка.
— Кота за хвост потяну, скроюсь. Цареубийцей быть... не желаю!
Стрелецкие глотки ответили одобрительным рокотом.
— Добро. Можешь на нас рассчитывать, Яков Данилович. Укроем тебя в слободе нашей так, что ни один ярыга поганый не сыщет. И семью твою скроем. Слово даём служилое. Дело, браты? — заговорил вожак.
Свирепые глотки загомонили в одобрении. Удача, успех, спорина́! “Закрепляй положение, воин благой!”
— Вовек я того... не забуду вам. Благодарность примите, отважное воинство. Эх, ежели б на Трон такого посадить Государя, чтоб и думки он не имел подобной: самых верных сынов Отечества обижать... законными преимуществами!
— Мёд хлебать твоими устами, боярин. Сыщем такого ли, — хрипел вожак сотников, — как разумеешь, Яков Данилович?
— Свет не без добрых вельмож, служилые. Непременно найдём.
— Коли так... тады сымайте, браты, тряпицу. Таперича нам друг от дружки таиться нечего, — повелел хрипатый.
Крепкие руки сорвали материю, и она улетела в угол: к шапкам с бобровыми опушками, зимним кафтанам и берендейкам. Серебряный подсвечник утвердился за одним из двух столов. Стрелецкие сотники сидели тесной кучей. Грубоватые лица, многие со шрамами, невольно завораживали своим мужеством. На ногах обуты: красной либо охряной расцветки сапоги. Все служилые мужи были одеты в червлёные кафтаны с пристяжными воротами, расшитыми жемчугом. Впрочем: некоторые воротники каменьев уже не имели. “Через калгановские пакости это...” — сообразил боярин.
Со стула поднялся высокий и дюжий телом сотник с огненно-рыжей бородой. Стрелец захрипел звонким голосом:
— Имя мне будет — Никифор Колодин. Из всех тут сотников... я первым являюсь, по нашему закону негласному. За разные заслуги меня товарищи выбрали.
Яков Данилович приложил десницу к сердцу и совершил поклон.
— За солдатушек не тревожься, боярин. Во всём они слушают нас. Тысяцкие нам тоже перечить не смогут. В полках своих мы, сотники, хозяева́. Ждём в гости дружков. Встретим ласкою да послушанием, как сговорились с тобой.
— Скажи мне, Никифор. Я с цифирями заплутал мыслёй. Вас тут — десяток душ. Солдатушек — одна тысяча при полке, так? А стремянных полков — два по количеству. Тут присутствуют сотники... одного полка?
— Стремянные полки — навроде хуардии иноземной. Мы трудимся не за лощёные мордасы: заслужили преимущества ратными подвигами. Тыщу бойцов в полку — у прочих отрядов, воинских. Мы есемь — стражи. Нам по пять сотен в полке хватает, без малого. По итогу: два стремянных полка — девять сотен бойцов.
— Прекрасная арифметика, — улыбнулся кравчий. — Благодарность примите, стрельцы-удальцы, за разумное понимание моего положения. Вместе спасём Отечество… от ворья и злодеев.
Сотник Колодин подошёл к важному гостю, и мужи крепко пожали друг другу длани.
На улице начал сереть рассвет. Боярина Лихого и его слугу Митрия отправились провожать двое служилых: здоровенный детина и Никифор Колодин. Четверо мущин остановили коней у развилки дороги. Первый тракт вёл к посаду Стольного Града, другой шлях — к Курскому тракту, далее: свернуть к Даниловой слободе, проскакать вдоль речки Седуни ещё пяток вёрст и боярин Лихой оказывался у себя во владениях.
Сотник Колодин и кравчий Лихой спешились и передали поводья товарищам. Новоиспечённые союзники отошли в сторону.
— За Николиной церквой — пустырь есть. Берёзы пройдёшь — дубец стоит, агромадный, не спутаешь, — говорил сотник. — Под сухой веткой — расщелина. Кто высокий ростом — дотянется без трудов. Связь станем держать цидулками. Сверка — раз в сутки. Холоп твойный пущай с утра кладёт послание. Наш солдат — к вечеру.
— Добро, Никифор Кузьмич. Славная выдумка.
— Более к нам не являйся. Тут и сам голова войска Шубин мелькает, тысяцкие шныряют. Хоть и справный костюм твой, но манерности да разговор выдают всё ж в тебе... благородного человека. Донести могут непосвящённые, что мелькает в слободе подозрительный ряженый.
— Дело, сотник, — кивнул головой боярин.
— Однако… ежели срочное что — приезжай. Либо он... того холопа зашли, — стрельнул глазами по вихрям Митьки служилый муж. — К нам суваться — только через те ворота, откуда мы только что отъехали, там нашенская земля. В соседские не лезьте. Беда невеликая будет, но...
— Сразумел, Никифор Кузьмич.
— Доброй дороги до поместья, — рыжебородый протянул боярину огромную мозолистую пятерню.
Кравчий и стрелец второй раз за день крепко пожали руки.
Часть 3. Глава 2. Преподлые безобразия
На южном шляхе суховей гонял окаянную пыль за́вертями. Солнце слепило зело жарко, до ожогов. На сторожевой башне рубежной заставы скучал государев стражник. Воитель давно стянул с тела бурый кафтан, но его суконная рубаха всё одно полностью пропиталась едким потом. Даже тень не выручала от зноя... Служивый отхлебнул малость тёплой водицы из глиняной кружки. Жара... нет от неё, проклятущей, спасения... Дозорный мутнеющим взором посмотрел на ствол заряженной пищали, прислонённой к стене.
Внутри государевой сторо́жи, неподалёку от закипающего котла с похлёбкой, сидели на трёх лавках семеро стрелецких солдат в потных рубахах и при шапках-колпаках, надвинутых по самые брови. Две бабы, молодуха да старуха, полоскали бельё в большой лохани.
Один из стрельцов попыхивал трубочкой и с лукавым выражением лица наблюдал за согнутым станом молодушки с добрыми титьками. Вот он тихонько откашлялся, передал трубку соседу, приблизился к сочной титёшнице. Буслай утвердил на её спину влажную ладонь. Сослуживые с ехидными рожами наблюдали за представлением. Баба
