Киоко. Милосердие солнца - Юлия Июльская
— Это бремя, которое несёт каждый из нас. В войне всегда страдают обе стороны.
— И ты так просто об этом говоришь?
— Чо, насилие мне всё ещё чуждо. Но когда выбор совершён, нет никакого смысла себя за него корить. Мы уже здесь, и мы делаем то, что в наших силах. Если бы не те щепки ядовитого дерева, пострадало бы ещё больше наших людей и ёкаев. Прими последствия.
— Так у тебя всё просто.
— На словах, — он улыбнулся. — Но больше переживать не о чем, всё закончится уже сегодня.
— Сегодня?
Осада длилась несколько дней, и, насколько Чо могла судить из рассказов тех, о ком заботилась здесь, ни о каком быстром завершении и речи быть не могло.
— Сёгун мёртв. Кунайо-доно только что сообщил.
— Они смогли?.. Но как? Он не остался в Иноси? А что император?
— Об этом не сообщили. Во всяком случае, мне даймё ничего не сказал. Но если знаем мы — скоро северный даймё отступит.
— Разве самураи не мстят за смерть господина?
— Всё, что я успел здесь понять о даймё, так это то, что они скорее выберут удобный и безопасный путь. Это не самурай, лишённый господина. Это землевладелец, которому нужно управлять целой областью. Полагаю, этот даймё, сменивший предыдущего, верил в победу сёгуна, как и все, служившие ему. Его устои и непоколебимая вера рухнули, а значит, не останется никаких причин терять своих людей. Кунайо-доно уверен, что вскоре они отступят.
— Вот как. — Чо обернулась на вход, за которым скрывались раненые. Они обошлись малой кровью. — Юномачи выстоял почти без потерь. Тебе не кажется это слишком…
— Простым? Кунайо-доно умышленно умалчивает о делах в Минато. Мы не знаем, что происходит на западе.
— Но раз они убили сёгуна…
— Мы не знаем, как и кто. Мне ничего не известно.
Чо задумалась. Живы ли они? В Минато были тысячи самураев, но живы ли те, кого она знает? Она так давно ничего не слышала о Норико и Хотэку, даже думала, что ей плевать. Но… Она ведь осталась на этом острове. Осталась в этой войне. Осталась с ними. И как бы она ни пыталась убедить себя, что целости Юномачи и общей победы достаточно, внутри скреблось едва осязаемое желание узнать, что несносная кошка и её птиц в порядке. Что императрица, сторону которой она приняла, жива и возьмёт власть в свои руки.
— Думаю, тебе нужно выпить, — прервал её мысли Ёширо.
— Что? Ты же не пьёшь.
— Не саке, Чо, не саке. Я тут порылся в твоих запасах и нашёл кое-что…
— Ты рылся в ядах? С ума сошёл?! Ты хоть руки вымыл после этого?!
— Эй, спокойнее, я брал только те лекарства, которые ты оставляешь сверху. Они вроде не опасны… Ведь не опасны? — Он с сомнением взглянул на неё. — Ты ведь не стала бы оставлять без присмотра на видном месте что-то опасное, правда?
Чо замялась, не зная, как бы ему ответить.
— Вот как, — понял Ёширо. — В любом случае новый напиток вышел бесподобным. Если выживем — тебе понравится.
* * *
Ёмоцухира обнимала её своим бесцветным мраком, убаюкивала, исцеляла, как умеет только она. Дорога в Ёми была перевалочным пунктом для людей, но для бакэнэко она являлась домом, колыбелью миров и их долгоживущих душ. Здесь Норико пряталась от живых раньше, зализывала раны сейчас и готовилась прийти умирать позже, когда наступит её время.
Она знала, что время ещё не пришло. Хотя её родное тело едва ли можно было назвать живым, всё же оно дышало, и с каждым новым мгновением она чувствовала, как силы к нему — к ней — возвращаются. Норико не торопилась — торопиться было некуда. Она просто отдыхала и ждала, когда будет достаточно сильна, чтобы вернуться к своей плоти, вновь стать живой.
Первыми пришли запахи. Пот, пыль, железо, кровь — чужая и своя — и покой. Покой пах сейчас не слишком свежо, но очень надёжно. Не открывая глаз, Норико заурчала и тут же почувствовала на затылке большую тёплую ладонь. Пальцы осторожно почесали за ухом.
Она попыталась перевернуться с бока на живот, чтобы подняться на лапы, но грудь отозвалась ноющей болью.
— Не двигайся — услышала она знакомый голос. Не тот, это был голос кого-то из ногицунэ. Запах выдавал лисью натуру. — Я сделал что мог, но костям потребуется время и покой.
Норико прислушалась к своей ки — та была изодрана, изломана, прервавшиеся потоки воссоединились странным, неестественным образом, словно ветер ворвался в эти вихри и подчинил их себе. Но ветру нет дела до чужих ки, пока их не нужно унести к одному из богов.
Она попыталась заговорить, но из горла вырвался жалобный писк. Ну и стыд…
— Лежи. — Это был тот голос. Пальцы перебрались к шее и почесали подбородок.
Норико заставила себя открыть глаза. Не может говорить, так хоть посмотрит… Она напоролась на безмятежный чёрный взгляд. Но то, что она увидела за ним… Не веря собственному зрению, она прикрыла веки и снова распахнула их. Ничего не изменилось. За Хотэку была не её спальня в Минато. И даже не койки с другими больными, каких было полно во временных убежищах.
За Хотэку были песчаные стены и окно, завешенное приколоченной со всех сторон тряпкой.
— Гх… — она попыталась выдавить из себя звук, но горло совершенно пересохло.
— Пей. — Хотэку поднёс к морде небольшую пиалу с водой, и Норико начала жадно лакать. Она и не чувствовала, что настолько хочет пить, но стоило первой капле коснуться языка… Остановиться она смогла, лишь когда выпила половину и усы стали неприятно касаться бортиков пиалы — слишком узкая, маленькая.
Она уложила мордочку обратно, решив поберечь шею, которая уже начала ныть, и задала не дававший покоя вопрос:
— Где мы?
— В Эене, — коротко ответил Хотэку.
Норико уставилась в покрытый трещинами потолок:
— А Минато…
— Уничтожен.
— Киоко?
— Пока неизвестно. Но думаю, что императрица жива. В последнюю встречу она была живее всех нас…
Что-то было за этими словами, но что именно, Норико сейчас выяснять не хотелось. В горле заскреблось, а глаза вдруг начали щуриться сами собой. Сделав усилие, она отвернулась, пытаясь спрятаться. Сбоку зашуршали шаги — ногицунэ вышел. В комнате остались только они с Хотэку.
Он молчал, и Норико молилась Каннон, чтобы так и продолжалось. Она пыталась справиться с собой, но ничего не выходило. Вроде и вернулась в тело, но будто всё ещё оголена, и все чувства наружу. Неловко и нелепо, так не должно быть.
— Норико… — Он осторожно коснулся её плеча, но она только
