Саламандра - Полевка
Лекс попросил несколько минут тишины, чтобы укачать Ламиля. Очень не хотелось уходить из общей комнаты, в которой было тепло и уютно. Майка принесла покрывало, и Лекс, завернув Ламиля, стал напевать песенку, выдумывая по ходу слова. Песенка получилась про Золотое яйцо, которое не хотело быть, как все, и поэтому убежало от родителей. Ему попадались хорошие и плохие люди, оно смеялось и плакало, но каждое утро сбегает опять навстречу приключениям, а вечером возвращается в родное гнездо уставшее, но очень довольное. А родители обнимают его и говорят — хорошо, что вернулся. Но наступит утро и оно опять сбежит…
Ламиль, наконец, засопел и расслабился, и Лекс перестал придумывать, что там будет дальше. Он переложил ребенка с одной руки на другую и услышал, как кто-то осторожно высморкался. Стоило оглянуться, как он заметил, что почти все плачут. Девки пригорюнились, подперев щеки кулаками, дети размазывали слезки с соплями по щекам, и даже грозный Тиро подозрительно блестел глазами. Лекс пожал плечами, не поймешь, что они там услышали, в любом случае, он и не помнил, что такого там грустного.
— Ох, дети, дети, переживай о них, а у них в голове только радости, — высказала общую мысль Олива, девки закивали головами, поддерживая ее.
— Хорошо, когда есть куда вернуться, — сказал Мэл и погладил ближайшего пацаненка по отрастающим вихрам, — когда тебя хоть кто-то ждет, то можно пройти любые испытания.
— Жизнь без дороги не имеет смысла, — закивали нубийки, — неважно, кого ты встретишь, плохого или хорошего путника, только в пути есть смысл…
— Бедный ребенок, — Тиро глянул на Лекса, — вечно тебя тянет куда-то, ну что тебе дома не сидится?
— Хочу домой, к папочке! — разрыдался Козлик, — хочу, чтобы опять все стало просто и понятно, у меня голова лопнет от всех этих переживаний!
— Козюль! — в проеме кухонной двери появился Трамм-младший, он был заметно подвыпивший, но на ногах держался твердо, — Козюль, как хорошо, что я тебя нашел!
Козлик вытер слезы и требовательно посмотрел на мужчину. Тиро закончил терзать тушу и отложил тесак. Он вытер руки о фартук и с интересом посмотрел на гостя. Лекс уже знал, что внутренние комнаты дома, там, где обитали слуги и рабы, были для аристократов едва ли не под запретом. Своего рода табу. Ни Пушан, ни Гаури на кухне ни в коем случае не появлялись. Трамм отпустил косяк двери и сделал несколько плывущих шагов к Козлику. Нубийки плавно встали с пола и переглянулись с Лексом, тот в ответ на немой вопрос пожал плечами.
— Ты такой красивый, — Трамм смотрел на Козлика, как зачарованный, а потом запустил руку за пазуху и стал что-то разыскивать, — я тебе принес цветочек. Он, правда, луковый, но сейчас не сезон цветов, я этот, не поверишь, где нашел…
Трамм достал из-за ворота туники фиолетовый шарик на мясистом стебле. Он выглядел несколько помятым, но то, как взрослый парень застеснялся, протягивая свое подношение, было бесценно. Козлик затрепетал ресничками и, вытянув дрожащую лапку, принял цветок, а потом покраснел, как могут краснеть только белокожие рыжики. Он стал малиновым от удовольствия, и на фоне его кожи даже рыжие как апельсин волосы стали выглядеть, как вполне сносный блонд. Рядом стоял Трамм и рассматривал застенчивого Козлика, при этом сам полыхал пунцовыми ушами, как нецелованная девочка в мужской раздевалке.
Лекс огляделся, все с улыбками наблюдали за парочкой, и только Тиро громко хмыкнул, привлекая к себе внимание, и на всякий случай рубанул тесаком по кости туши. От громкого звука молодой Трамм дернулся, как будто его поймали за подглядыванием, и без единого слова выскочил на улицу, только дверь скрипнула, подхваченная порывом ветра.
— Он такой милы-ый! — Козлик с интересом смотрел, как Трамм мчится по двору, проскальзывая в лужах. — Это он за мной так ухаживает? — поинтересовался жених, и на всякий случай понюхал цветок, но тот пах луком, и Козюль перекривился. — А Сканд как за тобой ухаживал? Он дарил тебе подарки?
— Сканд? — удивился Лекс, — не помню… Помню, прикрывал меня щитом, когда я спал рядом во время похода, а потом терпел мои выбрыки, когда я прыгал на столе и кидался тарелками с медом, а потом домогался меня на втором этаже таверны, получил по морде и отправил меня домой под охраной Тургула. Ну, как бы, и все ухаживание. А подарок мне Тили-мири сделал, но для него это как-то печально закончилось…
На кухне все взрослые так грохнули смехом, что Лекс даже немного перепугался, ну, что он такого сказал? Это ведь правда! Он растерянно смотрел на самозабвенно ржущего Тиро и ползающего по полу от смеха Мэла. Девки смеялись, уткнувшись носом друг в дружку, только плечи тряслись. Дети вряд ли понимали, о чем речь, но смеялись просто за компанию. Ламиль завозился на руках, потревоженный шумом, и Лекс шепотом нарявкал на всех, чтобы заткнулись. Это только подзадорило домашних, но увидев, что Лекс рассердился, они постарались сдержать неуемный ржач.
— А это кого к нам несет? — Тиро высунулся из кухни, чтобы поймать хлопающую дверь, — кажись, монахи, и что они здесь забыли?
Лекс передал спящего Ламиля Ма, и отправился встречать монахов, которые целенаправленно шли на кухню. Это была странная компания из четырех человек. Две фигуры были замотаны в красные, обвислые от дождя тряпки, а две — в белые балахоны, которые облепляли сухонькие фигуры. И, судя по тому, как они напряженно шли, дружбой между ними и не пахло. Наверняка, Кирель приставил своих наблюдать за краснорясными, чтобы они не сманили его, как невинного ребенка, в адские кущи. Лекс только хмыкнул на такую предусмотрительность Первосвященника, велел Тиро подкинуть дров в камин и заодно поставить возле него скамейку, чтобы гости могли обсохнуть.
Монахи, едва переступив порог, стали церемонно раскланиваться с Лексом, как с Избранным любимцем богов и как с хозяином дома. Красные недовольно отфыркивались от стекающей воды и после приветствия принялись жаловаться, что в доме Лейшана нет огня, и они не могут общаться с великой Саламандрой. Но они знают, что огонь есть у Избранного, и они пришли в его дом с надеждой, что он позволит им побыть рядом с богиней.
— Огонь надо нести в своих сердцах, и тогда Саламандра всегда будет с вами, — наставительно произнес Лекс, но потом пригласил мокрых и замерзших монахов к огню.
