Киоко. Милосердие солнца - Юлия Июльская
Хуже всего то, что Тору был прав. Не хотелось с этим соглашаться, но попытки Ёширо не причинять боли ничего не значат, если она всё равно есть и люди всё равно гибнут. То, что он сотворил в деревне, было даже не бездействием. Это было потворство насилию.
— Не холодно тебе на земле лежать?
Ёширо открыл глаза и встретился взглядом с Чо.
— Там в беседке подушки есть. Принести?
Он покачал головой:
— Не холодно.
— Ты расстроен. — Это не был вопрос.
— Чем?
— Тем, что произошло в деревне.
Это было неожиданно. Он не стал бы заговаривать об этом сам и уж точно не думал, что Чо решится обсудить произошедшее.
— Я не расстраиваюсь. Расстройство — следствие неоправданных ожиданий, несбывшихся надежд.
— Нет желаний — нет сожалений?
— Именно.
— И тебя не беспокоит, чем всё обернулось?
— Чем обернулось, тем обернулось.
— И не беспокоят все смерти? — Чо словно не могла поверить его словам. Она села рядом, и Ёширо поднялся, чтобы видеть её лицо.
— Произошедшее неизменно, сколько о нём ни думай.
— И что, ты никогда не думаешь о прошлом?
Чёрные глаза прищурились, словно пытались, как Киоко-хэика, выведать, что таится внутри, почувствовать недоступное взгляду и слуху.
— Порой думаю. Но чаще всего эти мысли возникают лишь оттого, что события прошлого требуют принятия решений в настоящем. То, что случилось в деревне, не требует ничего. Это решённый вопрос. Мы вернулись — всё закончилось.
— Закончилось… — Теперь она откинулась на спину и смотрела в небо, и Ёширо увидел в этом непреднамеренном отстранении боль, с которой ей пока не удалось справиться.
Он осторожно поддел её пальцы, укладывая их на свою ладонь, а правой рукой коснулся её виска:
— Здесь. Всё живёт здесь — не снаружи.
Надавив большим пальцем на висок, он осторожно провёл круг. Потом ещё. И ещё один, сдвигаясь постепенно выше, к середине лба. Чо прикрыла глаза.
— События рождают чувства. Много чувств. Совершенно разных. Добрых, злых, радостных, печальных — большой запутанный клубок.
Подведя палец к переносице, он опустил обмякшую ладонь на землю и передвинулся так, чтобы оказаться у Чо за головой.
— Здесь зарождаются мысли. — Он коснулся второго виска и надавил, повторяя всё те же движения с другой стороны. — И беда этих мыслей в том, что они появляются из чувств, которые мы не понимаем. Ты можешь думать: «Всё ужасно». А на самом деле эта мысль — ложь, не имеющая отношения к истине. Просто ты чувствуешь злость. Или тревожишься, или отчаялась. И поэтому рождается такая мысль, и мир сразу погружается в сумерки, и вот уже эта ложная в своей сути мысль заслоняет тебе свет солнца, не позволяя разглядеть хорошее.
Покончив со лбом, он коснулся её головы кончиками всех пальцев, забираясь в волосы.
— А нужно всего лишь размотать клубок из чувств и понять, отчего они именно такие. Тогда ты сможешь отбросить ложные мысли, посмотреть на всё открытым взглядом, и справиться с произошедшим будет легче.
Повисла тишина. Чо не отвечала, и это было хорошо. Не стоит ей сейчас говорить. Пусть отдыхает, пусть засыпает…
Дождавшись, когда она затеряется в беспамятстве, Ёширо подхватил её на руки и понёс во дворец. Пусть всё, что она чувствует, уляжется, распадётся на нити, которые Чо сможет рассмотреть и распутать, с которыми она сумеет разобраться.
* * *
— В Ши? Мх-кхм. Одна? — Норико едва не поперхнулась рыбой, которой усердно чавкала за углом павильона. Откуда она взяла рыбу, если рядом не было водоёмов, а в городе никто рыбу не ел, оставалось только догадываться.
— Одна. — Киоко решила не медлить. Она уже собрала себе еды — совсем немного, только на время перелёта, и теперь ходила по дворцу, выискивая всех, с кем хотела попрощаться. Иоши намеревался было устроить целый праздник в честь её отбытия, но она предпочла не давать людям лишнего повода для слухов. Во-первых, не хотелось, чтобы сёгун узнал о том, где она на самом деле. Во-вторых, люди здесь жили в нужде, и деньги лишними не были. Даймё сейчас и так с трудом распределял ресурсы. Позволять себе пышный праздник было бы едва ли не издёвкой.
— Я с тобой. — Норико широко облизнулась и встала.
Её милая Норико. Киоко легко представляла себя без остальных, но не без той, кто опекала её с самого детства, кто долгое время — да и сейчас — оставалась ей верной подругой. Она опустилась на колени и протянула руку, Норико привычно потёрлась мордочкой о пальцы.
— Прости, в этот раз мне нужно уйти одной.
Палец тут же пронзила острая боль.
— Эй! — Киоко отдёрнула руку и потёрла укушенное место.
— А ты не зли меня этой чушью, — оскалилась Норико. — Мне богиня велела тебя опекать, так что никуда ты одна не отправишься.
— Это было справедливо только до проявления дара.
Послышалось утробное рычание.
— Норико, остынь. Что-то мне подсказывает, что в Ши сейчас гораздо безопаснее, чем здесь.
Рычание стало громче.
— Я пойду к оками. Может, они меня вообще не примут — тогда придётся вернуться. А если примут — я буду под надёжной защитой.
Пасть открылась, и кошка зарычала ещё громче.
— И ты должна остаться, чтобы присматривать за остальными. Как же они справятся без тебя?
Норико взвыла и прыгнула вперёд. Киоко, осознав неизбежность, обратилась, но слишком поздно — бакэнэко уже вцепилась ей в бок и сбила на землю. Извернувшись, Киоко вскочила на лапы и побежала прочь — вглубь сада. Туда, где никто не бросится их разнимать.
— Стой! — рыкнула Норико, догоняя.
Киоко задержала дыхание, обогнула цветущую вишню и с умилением послушала, как Норико начала чихать.
— Столько времени живёшь, а самого простого делать не научилась, — хмыкнула она и побежала дальше.
— Я не дура сама себя обоняния лишать, — раздалось сзади, и в спину вцепились острые когти.
Киоко тут же перевернулась, сбивая с себя бакэнэко, вскочила на лапы и бросилась в сторону — к зарослям спиреи.
— В саду с кошачьим носом иногда проще не дышать, — хихикнула она.
— Апчхи! — Этот чих был слишком близок и полон злости, так что Киоко протаранила ветки и продралась дальше — к сливам. Вцепившись в ствол ближайшего дерева, она взобралась наверх и оттуда посмотрела на замешкавшуюся Норико.
— Не устала? — крикнула Киоко.
— Не дождёшься! — Та выпустила когти и начала остервенело драть дерево.
— Так забирайся!
— Бесишь! — И Норико полезла наверх. Но стоило ей добраться до нижней ветки, Киоко сменила шерсть на чешую и тут же спустилась змеёй.
— Эй! — послышалось сверху. — Ты
