Змеиный крест - Энни Вилкс
— Сколько шепчущих пришло? — скорее машинально спросил Келлан.
— Сто три. Было сто двадцать.
— Остальные герцоги послали своих людей?
— Они боятся даже подойти к кольцу. И не зря боятся: их совсем мало и они значительно уступают служащим черному герцогу. Это прекрасные воины, нам очень повезло. Я бы сказал, они в несколько раз подняли наши шансы отразить атаку.
Ингард смотрел на него, ожидая ответа. Келлан ощутил от директора всплеск сочувствия, почти жалости, и это его испугало. Ингард был человеком добрым и честным, он не лез в чужое дело, никогда не поддерживал Келлфера — и был прорицателем. Что-то промелькнуло в мыслях директора, подтверждая подозрения, по сравнению с которыми померкло даже желание открыть письмо.
— Ингард, что именно ты видел? — прямо спросил Келлан.
— Ты имеешь в виду Тамаланию? — тоже не стал ходить вокруг да около Ингард. — Уверен, что хочешь знать? Я отношусь к тебе и твоим чувствам с уважением и сочувствием, но мне кажется, сейчас не время для любовных историй. Ты нужен нам с трезвым разумом, Келлан.
— Я чувствую это, — ответил Келлан. — Но мне нужно знать, Ингард. Сколько сотен лет ты меня знаешь? Думаешь, я выйду из себя, если ты скажешь мне не то, что я хочу услышать?
— Разумеется, нет. Но это скажется на твоем самочувствии.
— Ты уже практически все мне рассказал.
— Ты прочитал мои мысли?
— Частично. Я бы хотел услышать, что ты видел. Я не понимаю этого образа.
— Келлан…
— Я не хочу тебя просить. Ты и так знаешь, как это важно для меня.
Ингард опустился в кресло и жестом предложил сесть и Келлану, но тот остался стоять. Письмо жгло ему руку.
— Я не разделяю мнения твоего отца, Келлан. Однако в нем есть здравое зерно. Я видел связь между Тамаланией и герцогом Карионом, тянущуюся от него к ней. Уже вполне сформированную.
— Какую связь? — тихо спросил Келлан.
— Тебе лучше спросить отца, — ушел от ответа Ингард, но промелькнувшее в его мыслях что-то, касавшееся невозвратного выбора и определения судьбы, слившейся с судьбой другого, оглушило Келлана. — Он одержим этой девушкой, Келлан, и это не мимолетная страсть.
— Он установил ее против воли Аланы? — сквозь зубы процедил Келлан.
К его удивлению, Ингард был искренен:
— Я этого не знаю. Вполне вероятно, черный герцог сам не ощущает, что происходит, путая это с влюбленностью. Но со временем, вероятнее всего, связь развернется, и Алана тоже примет ее. Я не знаю наверняка, но думаю, что Тамалания ответит взаимностью.
— Думаешь? — уточнил Келлан. Внутри пропастью зияла болезненная глухая пустота. Если бы это говорил кто угодно другой, он решил бы, что Келлфер подкупил прорицателя, что создал ему ложные воспоминания. Но перед ним сидел Ингард, ни разу не принявший на памяти Келлана этически спорного решения.
— Я достаточно уверен, чтобы не промолчать об этом, — тихо ответил Ингард.
— Но ты никогда не видишь того, что произойдет, со стопроцентной вероятностью?
— Никогда, — подтвердил Ингард.
— Предлагаешь мне отступиться?
Повисла тишина. Ингард задумчиво вертел перо. Келлан не хотел читать его мысли и бездумно смотрел на мельтешащий над обитой сукном столешницей острый кончик.
— Нет, — наконец медленно проговорил Ингард. — Но предлагаю порадоваться, что Тамалания находится рядом с одним из самых сильных магов мира, заинтересованным в ее защите.
— Спасибо, — искренне поблагодарил его Келлан. В словах Ингарда имелся смысл, как ни хотелось это признавать: если черный герцог любил — даже думать об этом было сложно! — Алану, то не дал бы чему-то или кому-то причинить ей вред. — Ты не говорил о своем видении моему отцу?
— Нет.
Келлан кивнул.
— Мне нужно поговорить с Сином, — будто очнулся Ингард. — Я пойду, а ты оставайся сколько хочешь, только потом дойди до целительского корпуса, пожалуйста. Мудрец вряд ли придет в себя до вечера, но там много потерявших разум ребят, с которых сняли ошейники.
— Ты оставляешь покои открытыми? — удивился Келлан.
— У меня тут нет всех тайн мира, как у Сина или Келлфера, — улыбнулся Ингард, и почему-то у Келлана немного потеплело на душе. — К тому же дверь в них можно найти, только если я буду рядом, этого вполне достаточно.
— А почта?
— Пока она бесполезна. И Роберт впаял ее в камин, вынести можно только вместе со стеной. Ладно, будь как дома, читай письмо и закрой потом за собой дверь.
Наставник Келлан, спасибо, что написали мне!
Я так рада, что вы уже в порядке! Не знаю, откуда в вас столько сил, но я благодарна вам, что вы боролись с заклятием и пытались уберечь меня, даже когда оно влияло на вас. Я тоже в порядке, и герцог не потребовал от меня ничего такого, что я бы посчитала опасным, неправильным или трудным. Думаю, вам было намного сложнее, чем мне.
И вы ни в чем передо мной не виноваты — ни в прошлом, ни тем более сейчас. Приют нуждается в вас, и я уверена, все будут рады вашему присутствию. Боюсь, что битва, о которой вы пишете, совсем не такая легкая, раз вам надо участвовать в ней, но вы — это вы, вас вряд ли можно победить, так что я постараюсь не бояться за вас, а всей душой лишь желать удачи и благополучия.
Насчет меня беспокоиться не стоит. Я услышала ваше предупреждение, но мне не кажется, что черный герцог желает мне вреда прямо сейчас, а после окончания похода я постараюсь держаться от него подальше. В любом случае я настороже. Спасибо, что заботитесь.
У отряда все хорошо. Не уверена, что вам есть смысл ехать за нами. Скорее всего, вы нас не догоните и не найдете: мы здорово плутаем, чтобы никто не мог нас обнаружить. Директор Роберт как-то маскирует наши следы. И нам удается пройти, не раскрываясь, мимо всех, кто нас ищет: спасибо вашему отцу, накрывшему нас иллюзией.
Берегите себя, прошу вас! Надеюсь увидеться с вами как можно скорее, но не ценой вашей безопасности!
Извините за сумбурное письмо.
Алана
Келлан бросил письмо на стол, бездумно опустился на диван и обессиленно откинулся на спинку. Он прикрыл глаза рукой, не давая пролиться подступившей к векам влаге. Алана была в порядке, она общалась с черным герцогом, которого почти не боялась, и она не хотела, чтобы Келлан шел за ними.
«Наставник Келлан». И снова это холодное, обезличенное и преувеличенно вежливое обращение, как тогда, в самом начале, будто он не самый близкий ей человек, а только лишь наставник, с которым у нее сложились хорошие отношения.
Нежность,
