Повесть о кольце - Джон Рональд Руэл Толкин
Потом оно присело, распластавшись мягким брюхом по земле, и коленчатые лапы у него вздрагивали, когда оно готовилось к новому прыжку, — на этот раз не для игры с сопротивляющейся жертвой, а для того, чтобы убить и растерзать ее.
Сэм тоже пригнулся, глядя на нее и видя в ее глазах свою смерть, но даже не помышляя об отступлении. И тут он услышал внутри себя словно какой — то отдаленный голос; и левой рукой он пошарил у себя на груди и нашел то, что искал: холодную и твердую и настоящую в этом мире страшных призраков звездную склянку Галадриэль.
— Галадриэль! — шепнул он и мысленно услышал голоса Эльфов, странствующих под звездами в его родном Шире, и музыку Эльфов, слышанную вечером в жилище Эльронда. И тогда язык у него развязался, и он, как недавно Фродо, произнес, сам не понимая их, те слова, которые создавали связь между ним и обитателями Лориена. В тот же миг словно исчезли какие-то злые чары, и он снова был самим собою — Сэмвизом из Шира, сыном Хемфаста.
— Ну, иди сюда, скотина! — вскричал он. — Иди, я рассчитаюсь с тобою за то, что ты ранила моего друга! Потом мы пойдем дальше, но сначала я разделаюсь с тобою. Поди сюда, я опять угощу тебя!
И, словно черпая силу в неукротимости его духа, склянка запылала в его руке, как белый факел. Она сияла, как звезда, упавшая с неба, озаряя мрак нестерпимым блеском. Никогда еще Шелоб не видела ничего ужаснее. Свет падал на ее раненую голову, обжигая невыносимой болью, ослепляя один глаз за другим. Она отпрянула, беспорядочно размахивая передними лапами, сжигаемая агонией муки; потом повернулась и, лапа за лапой, поползла в свою темную нору.
Сэм продолжал наступать на нее, хотя его шатало, как пьяного. И Шелоб окончательно испугалась: она вся сжалась и вздрагивала, торопясь уйти от него. Она достигла норы и втиснувшись в нее, оставляя за собою след из желто-зеленой слизи, скрылась во тьме. Сэм успел нанести ей еще один удар по оставшейся лапе. Нанеся его, он упал ничком.
2.
Шелоб исчезла; но погибла ли она в своем логове или же медленно залечила свои раны и снова начала раскидывать гибельные ловушки в дебрях Эфель Дуата, — этого никто не может сказать.
Сэм остался один. Изнемогая от усталости, в сумерках, спускающихся над Неназываемой Страной, он подполз к своему другу.
— Фродо, Фродо! — позвал он, но Фродо не ответил. Когда он вырвался из подземелья и, радуясь свободе, бежал по тропе, Шелоб нагнала его и ужалила в шею. Теперь он лежал, бледный, не шевелясь, ничего не видя и не слыша.
— Фродо, милый Фродо! — повторил Сэм и долго прислушивался к тишине, но напрасно.
Потом, как только мог быстрее, он разрезал паутину, спутывавшую Фродо, и приложил ухо к его груди и губам, но не услышал ни трепета жизни, ни биения сердца. Долго растирал он руки и ноги своего друга, часто дотрагивался до его лба, но они оставались холодными.
— Фродо, друг мой! — вскричал он. — Не оставляйте меня одного здесь!
Это я — Сэм! Не уходите от меня! Очнитесь, Фродо, дорогой мой! Очнитесь же!
Потом его охватил гнев, и он заметался вокруг Фродо, размахивая мечом, нанося удары по камням и выкрикивая несвязные угрозы. Но силы его упали, и он очнулся и, наклонившись, вгляделся в лицо Фродо, бледное в сумраке. И вдруг он понял: он видит то, что видел в зеркале Галадриэль, в Лориене, — бледного Фродо, лежащего среди утесов. — Умер! — Прошептал он. — Не спит, а умер!
И словно эти слова усилили действие яда, — ему показалось, что в бледном лице его друга проступил зеленоватый оттенок.
И тогда Сэма залило черной волной отчаяние, и он склонился к земле и натянул капюшон себе на голову, и мрак наполнил его сердце, и он потерял сознание.
3.
Очнувшись наконец, Сэм огляделся — вокруг было темно; но сколько минут или часов прошло для него в беспамятстве, он не мог бы сказать. Он был на том же месте, и Фродо все так же лежал рядом с ним — мертвый. И горы не обрушились, и земля не расступилась под ним.
— Что мне делать, что делать? — произнес он. — Неужели я прошел весь этот путь напрасно? Что мне делать? Оставить Фродо здесь, среди скал, непогребенным и вернуться домой? Или продолжать путь?
— Продолжать? — повторил он, содрогнувшись, охваченный сомнениями и страхом. — Продолжать? Неужели я должен сделать это? И бросить его здесь?
И тогда, наконец, он заплакал и плакал долго: и, склонившись над Фродо, он уложил его, как должно, и сложил ему руки на груди, и завернул его в серый плащ; и справа от него он положил свой меч, а слева — посох, подарок Фарамира.
— Если я должен идти, Фродо, — сказал он, — то, с вашего разрешения, возьму ваш меч, но я оставляю вам свой, и вашу прекрасную кольчугу из митривя. А звездную склянку вы отдали мне, и она мне понадобится, потому что я иду туда, где всегда темно. Она слишком хороша для меня, и она подарена вам; но, может быть, Галадриэль поймет меня. А вы меня понимаете, Фродо? Я должен идти.
4.
Но уйти он все еще не мог. Он опустился на колени, взял руку Фродо в свои и не мог ее выпустить. И время шло, а он все стоял на коленях, держа руку своего друга, и в сердце у него было смятение.
Ему хотелось найти в себе силы, чтобы покинуть Фродо и уйти одиноким путем к мести. Если он сможет уйти отсюда, то гнев проведет его по всем дорогам мира и поможет ему найти и догнать Голлума. И тогда Голлум будет загнан в угол и умрет. Но не для этого он вышел когда — то вместе с Фродо, и ради этого не стоит покидать мертвого друга. Это не вернет его. Ничто не вернет. Лучше всего было бы умереть им обоим. А это тоже было бы одиноким путем.
Он взглянул на блестящий клинок своего меча. Он подумал обо всех оставшихся позади местах, где есть каменный край, а за ним — черная пустота. Но и это
