Дьяволы - Джо Аберкромби
Он толкнул скрипучую дверь в часовню, где птицы гнездились под сводчатым потолком, а пол усеян их помётом. В его монастыре было с полдюжины святилищ, посвящённых тому или иному святому. В этом был прекрасный витраж с изображением Спаситель, колесуемой на фоне кровавого заката. Всё очень благочестиво и ничуть не возбуждающе.
Он упал на колени, с тоской сложил руки, с тоской посмотрел в лицо дочери Божьей:
— О, свет мира, — прошептал он, — Что мне делать? — Спаситель промолчала, и брат Диас поморщился. — Ну, я знаю, что мне следует делать, насколько это диктуют правила — не спать с оборотнем, разумеется, или… во всяком случае, больше не спать. — он жалко рассмеялся, но тут же сдержался. Всеведущая дочь Божия вряд ли была бы тронута смехом, тем более таким фальшивым.
— Просто… за что мне такое искушение? — Спаситель промолчала, и он снова поморщился. — Ну, я знаю зачем, конечно, в общем смысле, чтобы я мог устоять перед искушением, я понимаю, в конце концов, любой может оставаться сильным, если его никогда не испытывают, не так ли? А меня испытывают, и я терплю неудачу. Пагубную неудачу. — он видел, как молитва переходит в сферу торга, но ничего не мог с собой поделать. Эта граница всегда была для него размытой.
— Укрощение плоти… — Спаситель промолчала, и он снова поморщился. Какой смысл в исповеди, если ты всё время пытаешься уклониться от истины? — Ну, не только укрощение плоти… — о, Боже, произнесение этого слова немедленно заставило его вспомнить о плоти, о татуированной коже, натянутой над устрашающе твёрдыми мышцами, такими тёплыми, такими липкими от пота. — Хотя это… — он неуклюже подбирал слово. — Телесная? — плохой выбор. Просто ужасный. — Это возможность стать другим человеком! Не лучшим человеком, не совсем, но… человеком, который мне бы понравился? — человеком, чьё дурное поведение изначально привело его в монастырь. Он снова поморщился. В последнее время он морщился постоянно, это просто стало привычной чертой его лица. — Мне нужно… руководство. — он переходил от молитвы к торгу, к нытью во весь голос. — Моя вера… поколеблена… — на самом деле, она оказалась слабее ягодиц оборотня. Хотя нельзя отрицать, что ягодицы были поистине впечатляющими, ощущение под ладонями было таким, будто они вырезаны из дерева… — Нет! — прошипел он. —Нет, нет. — молитва с эрекцией была не в новинку для любого монастыря, но это определённо осуждалось, тогда он отвернулся от разочарованной Спаситель и замер.
Вигга стояла в дверях с промокшим одеялом в руке. Они смотрели друг на друга, а снаружи барабанил, капал и струился дождь.
— Молишься? — спросила она.
Брат Диас сглотнул:
— Ну, я монах.
— Ах да. Иногда забываю об этом.
— Честно говоря, я тоже. — в хорошие дни, если точно.
— Сработало?
— Быть монахом? Не совсем, если честно.
— Я имела в виду молитвы.
— Не совсем. — он почесал бороду, которая была ужасно длинной и постоянно зудела. — Если честно.
Вигга села на пол, прислонившись спиной к стене:
— Солнышко там развела огонь. — она встряхнула одеяло, накинула его на колени и посмотрела в окно. — Сегодня луна будет почти полной, так что… я, наверное, немного разыграюсь. Лучше мне остаться здесь, где я никого не потревожу…
— Ты ничего плохого не сделала, — сказал брат Диас.
Вигга с сомнением прищурилась, глядя на него:
— Я — вонючий язычник, брат, и кровожадный дикарь, и нераскаявшаяся блудница, не говоря уже о том, что я оборотень, осуждённый Небесным Судом.
— Ну да, я уверен, что ты… много сожалеешь, но… — он взглянул на дверь и понизил голос. — В смысле, что касается нас — вина полностью на мне. Ты осталась собой. Ты не нарушила ни одного обета. — он посмотрел на пол. Ткнул в трещину между двумя плитами носком прохудившегося ботинка. — Бог свидетель, ты обращалась со мной гораздо лучше, чем я с тобой. Гораздо лучше, чем я того заслуживаю. Если ты чудовище… — И он поднял на неё взгляд. — По крайней мере, честное.
— Хм. — она ещё больше прищурилась. — Я думала, ты испытываешь ко мне отвращение.
— Хуже всего то. — он прерывисто вздохнул. — Что всё наоборот.
Они смотрели друг на друга в разрушенной часовне заброшенного монастыря, где царила тишина, нарушаемая лишь размеренными ударами капель.
— Что ж, если хочешь остаться… — и она приподняла уголок одеяла и осторожно откинула. — Думаю, могу обещать тебе ночь, которую ты не скоро забудешь.
— В это… охотно верю. — взгляд брата Диаса был прикован к полу рядом с ней. Кусок истёртого камня, как и любой другой, но почему-то невероятно притягательный. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. — Я ценю твое предложение. Больше, чем ты можешь себе представить, но… это не должно повториться. — он взглянул на витраж. На лик Спаситель. — Это не должно повториться… никогда… снова.
— Брат Диас?
Он застонал, рассвет поразил его с такой болезненной яркостью, что пришлось поднять безвольную руку, прикрывая глаза. Многоцветные лучи сияли вокруг тёмной фигуры. Ангельское явление? Неужели он спит? Или умирает? Его терзала тревога, что встреча у врат рая может закончиться для него провалом.
— Брат Диас?
Когда он понял, что это не ангел, а принцесса Алексия, первым его чувством было облегчение увильнувшего от Божьего суда, вторым — смятение, когда он вспомнил о милях, которые предстояло преодолеть, и об опасности, которая всё ещё ждала впереди, третьим — замешательство, когда он увидел на лице принцессы глубокое потрясение. Он лежал на чём-то очень тёплом. На чём-то медленно поднимающимся и опускающимся. На чём-то издающем едва слышное гортанное рычание с каждым вздохом.
— Аах! — он вырвался из-под одеяла, вскочил и тут же, когда глаза Алекс ещё больше расширились, осознал, что на нём нет ничего, кроме флакона с кровью святой Беатрикс — совершенно неуместный аксессуар в данных обстоятельствах. Он схватил одеяло, но понял, что не сможет накинуть его на себя, не обнажив Виггу во всём её
