Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута

В. Крестовский

Покинув больницу уже в сумерках, Роберт Данилович остановился на ступенях, явно задумавшись о чём-то своём, простым людям недоступном. Вот поморщился — видать, мысли были не из приятных, и распахнул зонт. С полудня город накрыла серая зыбь то ли дождя, то ли той воды, что просто пропитывает воздух и всё-то, до чего дотянется. Небо набрякло. И косматые обвисшие бока туч почти легли на крыши. Такой погодой хотелось не отираться в мокрых кустах, но сидеть за круглым столом, попивая чай. Поэтому нелюбовь моя к найлюбезнейшему Роберту Даниловичу с каждой минутой, с каждой каплей, что падала за шиворот грязноватой рубахи, лишь крепла.

Но вот он решительно шагнул со ступеней и неспешною походкой, как человек, которому торопиться вовсе некуда, направился к дороге. Чтоб его… если возьмёт извозчика или мотор, то слежке моей конец. Нет, я вернусь, завтра, и с Мишкой, но обидно же.

Ей богу, обидно.

Я ж второй час этого поганца караулю. Не спешит он, видите ли, рабочее место покидать. И вовсе не потому, что трудовое рвение выказывает. Скорее наоборот. В маленьком госпитале, который и госпиталем-то назвать сложно, скорее уж этакий врачебный кабинет с расширенными функциями, людей было изрядно. Тьма пробежалась по коридору, заглянула и в палаты, и в операционную, где ещё пахло кровью, что ей очень даже понравилось. А потом вот и нашего Роберта Даниловича отыскала.

Он заперся в личном кабинете, где с немалым комфортом устроился на кожаном креслице с винно-красною обивкой. Роберт Данилович закинул ноги на стол, газетку развернул, отдавши четверть часа чтению. После изволил разгадывать кроссворд, тихо матерясь под нос, что слова стали загадывать заумные.

И всё бы ничего, но и читал, и гадал он как-то нервно, то и дело бросая взгляд на круглые часы, что висели над дверью. Как-то даже извлёк собственные, верно, решив, что эти, больничные, то ли спешат, то ли наоборот, отстают.

Дважды дверь дёргали.

Трижды в неё стучали. Пару раз снаружи доносился голос, звавший Роберта Даниловича, но тот и ухом не повёл. Но вот, как время подошло, поднялся и бодрым шагом направился из кабинета. И от человека, который бросился наперерез, отмахнулся небрежно так.

Прелюбопытное он создание.

И куда это направляется?

В вечерней водяной мути город кажется размытым, ненастоящим. Я держусь позади. Благо, Тьма и Призрак нашего дорого целителя не упустят.

Он свернул.

И снова.

Петербург — город красивый, но это если в центре, а вот стоит углубиться в хитросплетение каменных улочек, и вот ты уже словно в каком-то другом городе оказываешься.

Тесном.

Тёмном.

Грязном.

Здесь ещё есть мостовые, и скопившаяся за день вода пускает по ним нити ручьёв. Дома жмутся друг к другу, словно надеясь согреться, защититься от сырости, оставив её вовне. Слепые окна.

Редкие пятна света.

А Роберт Данилович в этом месте ощущает себя неплохо. Снова поворот. И в стылом, несмотря на лето, воздухе проявляются запахи предместий — навоза, мочи и гнили. Куда бы он ни шёл, место это явно не из числа приличных.

Призрак свистнул и, нырнув в подворотню, выскочил с трепыхающейся тварью, которую и заглотил, не жуя. Где-то сверху раздался шелест не то крыльев, не то чешуи. Краем глаза я зацепил полупрозрачное, слюдяное тело твари, что нырнула в водосточную трубу.

А дома становятся ниже.

Окна — меньше, уже. Здесь уже откровенно воняет, в том числе и химией. Значит где-то там, за чертой одинаково унылых домов скрывается фабрика или же заводец. А вот и перекрестье улиц. На углу торчит палкой одинокий фонарь.

Даже светит, правда, свет слабый, мутный. Только тени множит, как по мне.

Роберт Данилович останавливается под фонарём. Он запрокидывает голову, чуть прикрывая глаза, потом морщится от света да так и стоит.

И чего ждёт?

Или кого?

Ожидание даётся непросто, он, сперва спокойный, с каждой минутой нервничает всё больше. Сперва начинает притоптывать. Потом часы достаёт. И убирает. И снова, не прошло и минуты, достаёт. Откидывает крышку, пялится внутрь. Тьма тоже заглянула, но её глазами я увидел лишь белесый циферблат и модные светящиеся стрелки.[1]

Слышу и тиканье. А Роберт Данилович с раздражением захлопывает крышку и, нервно обернувшись — никак всё-таки почуял тень — кричит:

— Эй, где ты там?

Не тень.

Нервничает наш недобрый целитель. Неуютно ему здесь. Вон и запахи мешают. Платочек из кармана вытащил да и прижал к насквозь благородному лицу, отгораживаясь.

— Хватит играть! У меня не так много времени, чтобы тут торчать!

Тьма ощущает движение и пятится, прячась, хотя сейчас даже мне её сложно разглядеть.

— Дяденька, — из подворотни выныривает мальчонка. Обыкновенный, в замызганной одежде, слишком большой для тщедушного его тела. Рукава закатаны, как и штанины, а вот ноги босые.

Ну да, обувка, если и есть, то её беречь надобно.

— Дяденька, а это вы будете добрый доктор?

— Чего?

Добрый доктор Айболит. Он под деревом сидит… наш злится.

— Если вы, то вас велено привесть.

— Так веди!

Приходи к нему лечится, и корова, и волчица…

— А сказали, что если добрый, то пятачок дадите, — пацанёнок тянет руку и старательно скалится. Зубов у него нет. То ли молочные выпали, то ли просто выпали.

— Да я… — Роберт Данилович замахнулся на затрещину. Да пацанёнок с лёгкостью увернулся от руки и сделал вид, что собирается бежать.

— Ну, если недобрый, то сам иди.

— Стой! На… вот… — Роберт Данилович вытащил бумажник. — Чтоб тебя… и веди, давай! Если вздумаешь финтить…

Монетку пацан поймал на лету.

— Не отставайте, дяденька! И поспешайте, а то ведь Король ждать не любит.

Король? У нас тут батюшка-император, помнится. Хотя сомневаюсь, что в этих катакомбах стоит рассчитывать на встречу с Его императорским Величеством.

Пацанёнок вёл какими-то тропами, что протискивались меж зданий, на первый взгляд построенных вплотную друг к другу, вились вдоль заборов и ныряли в дыры, которыми эти заборы зияли. И Роберт Данилович искренне старался не отставать.

А обстановка вокруг менялась.

Темнее.

Теснее.

И грязнее. И люднее, что любопытно. В полутьме людей не видать, но Призрак,