Четвертое уравнение - Александр Леонидович Пономарёв

– А в чем он не прав? Как он мог помешать Богомолову стрелять в Балабола? Разве что самому под пули броситься. Думаешь, это бы помогло? Как бы не так! Тогда бы оба погибли. – Скиталец помолчал, шумно сопя носом. – Впрочем, во всем надо искать положительные стороны. Если бы профессор бесполезно пожертвовал собой, тебе не на кого было бы дуться. Да, Лекарь?

– Да иди ты. – Лекарь бросил кочергу на пол, скрестил руки на груди и повернулся к старику боком.

– Чего отворачиваешься? Разве я не то говорю? Ты не хочешь общаться с профессором, потому что считаешь его виновным во всех грехах, а он, между прочим, тебя от верной гибели спас.

– Не надо было сюда Богомолова с его изоргами зазывать, тогда бы и спасать не пришлось.

– Думаешь, Богомолов здесь по вине Шарова появился? Ошибаешься. Он бы и без приглашения в Зону пришел, только не в тот день, а позже, и не с десятком изоргов, а с сотнями, если не с тысячами. Уверен, что у нас хватило бы сил противостоять ему? Чего молчишь? Не знаешь, что сказать? А я знаю. Ничего бы у нас не вышло без Олега Ивановича, и тот факт, что Зона его Хранителем назначила, о многом говорит. Она абы кому не доверит себя защищать.

– Он мог бы предупредить нас заранее, – буркнул Лекарь и упрямо поджал губы.

– Опять ты за старое?! – Скиталец сердито пристукнул посохом. – Да не мог он иначе поступить, не мог! Не было у него тогда другого выхода, кроме как опоить нас и выдать себя за предателя. Зато сейчас, похоже, профессор нашел способ, как все исправить.

– И как, интересно, он собирается это сделать?

– Сам у него спроси, когда он придет. И вот еще что… у тебя рагу горит.

– Вот черт! – Лекарь схватил ручку чугунной сковороды и вскрикнул от боли. Он инстинктивно отдернул руку, но слишком поздно разжал пальцы. Черное от копоти и нагоревшей сажи дно сковороды скользнуло по раскаленной докрасна печной плите, и тяжелая посудина с грохотом рухнула на пол. Лекарь огорченно охнул. Какое-то время он смотрел на расплывшуюся возле печки рыжую лужицу с плавающими в ней цветными кубиками тушеных овощей и желтовато-коричневыми кусочками мяса, потом сжал кулаки и зашипел на Скитальца, бросая на него гневные взгляды сквозь выпуклые стекла круглых очков: – Все из-за тебя, старый пень! Заболтал меня своими разговорами, чем я теперь гостей встречать буду?!

– Чаем напоишь, и ладно, – невозмутимо ответил Скиталец, прошел из совмещенной с прихожей кухни в просторную, светлую комнату и сел за приставленный к стене стол на излюбленное место возле окна.

– Одним чаем сыт не будешь. Крапленый-то, небось, голодный придет, а он дюже злой бывает, когда есть нечего. Как скажет тебе пару ласковых, невзирая на твой возраст, будешь знать. – Лекарь натянул на ладонь рукав старенькой вязаной кофты с заплатками на локтях, аккуратно заштопанными дырками на груди и под мышками, обхватил все еще горячую ручку сковороды и поставил кухонную утварь на узкий стол между простенком и раковиной. Что-то бормоча под нос, собрал с пола рагу в жестяную миску, выставил за дверь в коридор и тщательно затер тряпкой пол возле печки. Открыл холодильник, хозяйским взглядом окинул содержимое полок и двух прозрачных ящиков для овощей. – Твое счастье, что я запасливый. Есть капуста свежая, капуста квашеная, сардельки и немного копченой колбасы. Сварганю на скорую руку подобие бигуса. Все лучше, чем ничего.

– Не успеешь, – флегматично заметил Скиталец. – Он уже здесь. Быстро пришел, однако. Я думал, дольше идти будет.

– Кто? Крапленый?

– Профессор. Вот сейчас и узнаешь у него все, что тебя интересует.

Тень недовольства скользнула по лицу Болотного Лекаря. Он не горел желанием встречаться с Шаровым, но понимал, что Скиталец от него не отстанет, и смирился с неизбежным. За стенкой противно взвизгнула дверная пружина. Раздался приглушенный стук деревяшки о деревяшку, и в сенях певуче заскрипела лестница. Чуть позже в коридоре, соединяющем жилую и рабочую половины дома, застучали шаги. Они приближались, и с каждым новым шагом Лекарь хмурился все сильнее. Наконец скрипнули несмазанные петли, дверь отворилась, и Лекарь увидел ненавистное ему лицо.

Шаров заметил плотно сжатые губы хозяина дома, хмуро сдвинутые к переносице брови и настороженный взгляд, криво усмехнулся и перешагнул через порог.

– Тебя стучаться и здороваться не учили? – недовольно буркнул Лекарь, стоя боком к печке. В правом стеклышке его очков отражался алый прямоугольник печной плиты.

Профессор трижды притопнул ногой, имитируя стук в дверь.

– Привет! – Он откинул полу лабораторного халата и выхватил пистолет из-за пояса: – А теперь прощай.

Хлопнул выстрел. Оружие выплюнуло быстро тающее в воздухе облачко белого дыма. Красное стекло очков брызнуло осколками, и правый глаз Лекаря превратился в черную глубокую дыру, из которой, словно слезы, полилась кровь. Мертвый Лекарь грузно бухнулся на пол.

– Сдурел?!

Скиталец вскочил со стула и потянулся за приставленным к стене посохом. Это спасло его, когда профессор нажал на спусковой крючок. Пуля пролетела выше головы старца. Жалобно звякнуло разбитое окно. Осколки стекла хрустальным водопадом посыпались на стол и под ноги старику.

Профессор снова выстрелил, и опять Скиталец чудом избежал смерти. На этот раз пуля вонзилась в наличник, и доска ощетинилась острыми щепками. Рыча от злости, Шаров ринулся в комнату, стреляя на ходу. Пистолет дергался в его руках. Комната наполнилась запахом сгоревшего пороха и криками Скитальца: из трех пуль две достигли цели, но ранения оказались несмертельны.

– Когда ж ты сдохнешь, ублюдок?! – рявкнул профессор и навел пистолет на старика.

Опираясь одной рукой на стол, Скиталец прижимал другую руку к груди. Из-под дрожащей старческой ладони по грубой ткани хламиды быстро расплывалось бордовое пятно. Вторая пуля оторвала кончик левого уха. Кровь извилистыми струйками стекала по морщинистой щеке к длинной бороде, окрашивая седые волосы в красный цвет.

Держа пистолет в вытянутой руке, Шаров стремительно приблизился к старшему из Хранителей, прижал дульный срез ствола к его лбу и выстрелил. Голова старца дернулась назад. Из затылка на стену и торчащие из рамы острые осколки стекла брызнул багряный фонтан с кусочками выбитых пулей мозгов, обломками черепной кости и клочками кожи с торчащими из них пучками слипшихся от крови волос. Ноги Скитальца подогнулись. Он завалился набок, гулко ударился головой о край стола, оставив на нем бесформенное красное пятно, и рухнул на пол.

Богомолов, а именно его сознание теперь хозяйничало в профессорском теле, распоряжаясь им,