Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
О, это не добрый огонь в очаге, который помогает приготовить пищу, и не трепещущий огонёк свечи, разгоняющий мрак. Пожар; катастрофа; погибель. Зловещие багровые языки извиваются, гудят — и это всё Джул. Как же он страшен! Волосы у него стоят дыбом, глаза пылают, пальцы скрючены…
Не человек — исчадие бездны.
— Нет, — говорит он спокойно, глядя чёрную волну и протягивает руку. — Нельзя.
Пламя перекидывается на эту отвратительную черноту и сжирает, не оставляя даже пепла. Джул отряхивает ладони, как от налипшей грязи, и садится на порог.
Значит, врагу здесь больше не пройти.
Валх где-то рядом, совершенно точно рядом. Но его не видно. Прячется; тянет время, понимая, что если вернётся Абени, то сила снова будет на его стороне. Я изменяю сон, подсвечиваю его так и так; дома то становятся прозрачными, то обращаются в картонные фигурки, но Валха нет. А мне нужно найти его, нельзя позволить ему проснуться и понять, что Мэдди и Эллис спустились глубоко в пещеры и близки уже к цели.
Если он заметит, то всё пропало.
— Где же ты… — шепчу, разворачивая сон, как головоломку, и сворачивая вновь. — Где же ты…
— Там, — отвечают вдруг мне, и из-за куста бузины, сейчас уже полысевшего и весьма жалкого, выступает Мэтью Рэндалл. У него лисьи уши, лисий хвост и серый костюм в тонкую коричневую клетку. — Глазами, конечно, не углядеть, но слишком уж знакомо несёт мертвечиной из-под Эйвонского Горба.
Я оборачиваюсь к мосту — и действительно замечаю знакомый силуэт, размытый, как дым.
— Попался!
Мы с Мэтью переглядываемся; он подмигивает.
— Обычно по осени охотятся на лис, — говорит он заговорщически. — Неплохо, когда происходит наоборот!
Валх чувствует, что всё изменилось, что теперь он — добыча; срывается и бежит.
Ха!
Меня переполняет какое-то жгучее, выстраданное, почти злое торжество: теперь не я бегу, не я прячусь. Всё было не зря — каждый шаг через силу, каждый раз, когда я могла бы опустить руки, отчаяться и сдаться на милость судьбы — и не сдалась.
Валх бежит.
Но куда он денется? Ему ведь не отойти далеко от собственного гроба. И только остаётся, что петлять, подобно зайцу, и ждать, когда Абени освободится. Но пока Абени нет. Есть я — и это мой сон…
Будь тут леди Милдред, наверное, она бы раскурила трубку.
Я беру чашку кофе — белый фарфор, облако сливок, тонкий полынный привкус в каждом глотке — и неспешно иду по следам Валха.
Короткий путь разворачивается передо мной, словно катится впереди волшебный клубок.
Валх бежит, чтобы спрятаться в Смоки Халлоу, но туда ему ходу нет — там гипси устроили праздник, разожгли на улицах костры, и кипит в котлах пряное вино с яблоками, а Зельда кидает в огонь связки трав и приговаривает:
— Злу сюда хода нет… злу сюда хода нет…
Он пытается проскользнуть в парк, но старые дубы предают его — смыкают ветки, не дают пройти, и травинки режут, как острые ножи, а на опушке кружится и хохочет Финола Дилейни — Фэй О’Ши, и кричит:
— Тебе сюда хода нет! Хода нет!
И волосы у неё сияют ярче золота.
Он бежит прочь, а прямо из брусчатки тянутся призрачные руки, хватают его за штанины, дёргают, тянут. И женщина в рыцарском одеяниями с гербами Дагвортов заступает ему путь, наклоняя копьё: мол, попробуй-ка, подойди, если не трус.
Валх отшатывается, как от огня.
— Ты не можешь! — кричит он жутко, и голос его словно отдаётся внутри моей головы. — Ты вещь, ты плоть, и нет твоей воли ни сейчас, ни потом, никогда…
Это, верно, злые чары; голову словно окутывает туман, и я сбиваюсь с шага, и чашка трескается у меня в руках. Издалека, будто из другого мира, доносится вдруг восклицание Эллиса, торжествующее и полное облегчение:
— Ну-наконец-то! Глянь-ка, и впрямь нетленное тело. Спички целы?
Мэдди отвечает ему что-то… и Валх это слышит.
— Что?.. — он оборачивается недоверчиво. — Как?.. Нет!
В голове у меня всё ещё туман; я понимаю, что надо что-то сделать, отвлечь его хотя бы на полминуты — и не могу. Слышу, как вскрикивает Мэдди, как изрыгает ругательство Эллис, как наяву вижу расползающиеся в своде трещины…
И в это время разом со всех сторон вдруг начинают звенеть колокола. В храме святого Игнатия; близ приюта, которому покровительствует святой Кир; в соборе святой Люсии тоже.
Валх падает, зажимая уши.
Где-то очень глубоко, очень далеко, Эллис говорит:
— Давай.
И вспыхивает спичка.
Валх снова вскакивает и бежит — вслепую, наугад. Рушится город, распадается, словно карточный домик — декорация, ненужная уже. И среди этого исчезающего мира, зыбкого сна, мы гоним Валха, как зайца.
Мы — это мы все.
А потом навстречу выходит смерть — я точно знаю, что это смерть — и она выглядит в точности, как Дженнет Блэк.
— Спасибо, леди, — говорит она без улыбки. — Давненько я его жду.
Одно прикосновение — и Валх замирает, как механическая кукла, у которой кончился завод. Смерть в облике Дженнет Блэк берёт его за руку, ласково, точно успокаивая, и ведёт за собой. Всё размывается и дрожит… И в последний момент, когда ещё видно хоть что-то, она оборачивается ко мне и говорит:
— Мы ещё встретимся. Но я не буду ждать.
Наверное, это самое обнадёживающее, что она может мне сказать.
— Славная вышла охота, — ухмыляется Мэтью Рэндалл и отступает.
Златовласая дочь ши взмахивает рукой и скрывается под сенью ветвей. Призрак замка Дэлингридж уходит, волоча по земле копьё; борозды остаются на брусчатке и завтра, верно, прохожие будут гадать, откуда они взялись. Сэран делает шаг в картину. Джул возвращается в дом и закрывает за собой дверь.
Я ощущаю необыкновенную лёгкость — и взмываю в небо.
…вижу, как Эллис и Мадлен, чумазые и закопчённые, выбираются наконец из подземелий, целуются под светлеющим небом и смеются, а монахиня с подсолнухом смотрит на них и улыбается.
…вижу, как Абени — о, Небеса, как же постарела она разом, словно бы на двести лет! — обессилено опускается на землю, и жёлтая парча её платья истлевает, тело иссыхает и обращается в прах, и только шёпот остаётся: «Наконец-то…»
Я поднимаюсь выше — и там, под самым куполом неба, когда вся земля открывается мне, вижу наконец то, что искала.
Того, кого искала.
Он далеко, на той стороне пролива; какая-то бедная деревушка, безвестная, где даже дорог-то толком нет… И, тем не менее, дом на окраине, кажется, принадлежит аптекарю или врачу. Пахнет карболкой; очень свежо — окно распахнуто настежь.
