Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
Но есть и те, кто здесь, со мной, во сне. И мои союзники… и враги.
Валх тоже здесь, и Абени рядом с ним — сейчас она выглядит как маленькая девочка, лет двенадцати, не больше. У неё коротковатое жёлтое платье, глаза широко распахнуты, а кудряшки-пружинки стоят дыбом.
Валх — высокий, седой, с лицом, похожим на посмертную маску — кладёт ей руку на плечо и говорит:
— Вот твоя добыча.
И Абени, как сомнамбула, шагает вперёд.
Она не говорит что-то выспренное или пафосное, вроде: «Победа будет за мной!» — или: «Твой сон принадлежит мне». Просто вынимает из волос длинную деревянную спицу и, отщипнув ниточку от сна, разматывает его, распускает, тут же другой рукой вывязывая узлы, сплетая что-то своё.
И сон меняется.
…мы посреди поля, макового поля; запах дурманит и пьянит; танцуют чашечки цветов, и лепестки сначала алые, потом пурпурные, наконец синие-синие.
…нет, вокруг море, бушующее море. Волны вздымаются до самого неба, ночь разрывают вспышки молний, пахнет водорослями и солью, и это отчего-то похоже на кровь. Намокает подол платья, и белые соляные разводы на рукавах, и брызги на лице, а под ногами — бездна, жадная, зовущая.
…нет, под ногами ничего — обрыв, пустота. Ещё можно извернуться, уцепиться за скалу, обламывая ногти до мяса, но тело непослушное, точно набитое ватой, как всегда бывает в кошмаре.
Я тоже сражаюсь, меняю сон.
…не маковое поле, а поле для крикета, и у меня бита в руках. Я замахиваюсь — и мяч из пробки, обтянутой кожей, летит Валху в лоб.
…не бушующее море, а каток, и я, проверив остроту коньков, отталкиваюсь и скольжу по льду, всё быстрее и быстрее, оставляя белые росчерки.
…не чёрная бездна под ногами, а ночное небо над головой. Звёзды мерцают, и пахнет мёдом, и лугом, и вдалеке видна дубовая роща, и там горят костры и слышны песни.
Я правда стараюсь, но за Абени мне не успеть — она опытнее, да и повидать ей пришлось больше, чем мне. Когда зелёный луг оборачивается вдруг гнилым болотом, и я проваливаюсь сразу по пояс, меня охватывает омерзение и какой-то первобытный ужас. На миг наступает замешательство, помутнение рассудка, а потом моей ноги там, в зеленоватой жиже, касается что-то.
Змея?!
Некоторые страхи сильнее разума. Ты сперва отдёргиваешь руку от огня — и только потом это осознаёшь. Так и я бьюсь, как птица, увязшая в смоле, неосознанно пытаясь избежать опасности. Меня парализует отвращением, а это плохо, это слабость; так можно забыть себя, забыть, что всё вокруг — лишь сон, и тогда…
Но в этот самый момент за спиной у Абени возникает светловолосый юноша в синих одеждах. В одной руке у него костяная курительная трубка, а другой, свободной, он закрывает Абени глаза, и потом выдыхает ей дым прямо в ухо.
Она замирает, очарованная.
И Сэран — а это именно он — шепчет мне:
— Иди.
Я вспоминаю: всё сон, нет никакого болота — и змей, конечно, тоже нет. Спокойно перевожу дыхание, позволяя себе погрузиться в топь… и проваливаюсь насквозь, обратно в город.
Валх там же, на том же месте. Кажется, он был уверен в победе, а потому никуда не спешил. Край неба почти угас — осталась тонкая-тонкая багровая полоса, как кровавая рана. Монахиня с подсолнухом стоит на ступенях храма, обернувшись к востоку; в подземельях спускаются всё ниже, оскальзываясь на камнях, Эллис и Мэдди. Она несёт лампу, держит её высоко над головой, он тащит сумку, в которой булькает бутыль с горючим, а за ними следует, приплясывая, мёртвая злая девочка в мальчишеской одежде. Лотта Марсден; теперь я её узнала, да. Она зло, убийца, демон… но Эллиса любит, и ей нравится упрямство и честность Мадлен. Мне чуть спокойнее знать, что у них есть защитница, но всё же… всё же Валх не должен их заметить.
И потому я смотрю на него, не отводя взгляда, и громко говорю:
— Иди ко мне!
Валх вздрагивает, но затем быстро проводит перед собой рукой, точно обрубая собственную тень невидимым ножом, и остаётся на месте. И тогда я оборачиваюсь к своей свите, к тем, кто пришёл со мной, и прошу:
— Приведите его ко мне.
…и тогда, кажется, впервые становится страшно ему.
Моя свита маленькая. До войска Ллойда мне далеко, да и не рыцари эти люди… Но они настойчивы — и рады, что у них есть цель, что их видят, слушают и просят о чём-то, совсем как живых.
Мертвецы устремляются к Валху — тени, силуэты, приливная волна.
Он отступает на шаг, на два, на три. Его хватают за одежду, тянут, рвут в клочья зелёный камзол. И я не теряю времени — иду к ним, быстрее и быстрее, потому что знаю: если сейчас схватить Валха и отдать ему приказ, глядя в глаза, он подчинится.
Даже могущественный колдун слабеет, когда он испуган.
Ах, если бы всё было так просто!
— Ты! — выкрикивает он и делает что-то, какой-то странный сложный жест…
И исчезает.
Мертвецы рвут на части куклу из ивовых прутьев — то, что осталось вместо него него, а затем приносят эти прутья ко мне и, счастливые, исчезают. На секунду я даже забываю о сражении, потому что посветлевшие, спокойные лица, обращённые ко мне, гораздо важнее. Но потом слышу грохот, гром — и, обернувшись, вижу задравшуюся к небу колоссальную волну из мусора, ошмётков, из грязи и разбитых камней, из костей, нечистот и ошмётков ткани. Всё самое отвратительное в Бромли, чёрная его суть…
…и оно уже захлёстывает мой дом.
— Нет! — выкрикиваю — и срываюсь с места. — Нет, нет, нет!
Меняю сон, подстраиваю его на бегу — и всё же не могу оказаться там мгновенно. А отвратительная грязная волна, которая накатывает на особняк, увы, не часть сна, это нечто иное, просто так я вижу это здесь.
Проклятие? Порча?
То, что ещё осталось от чар Лайзо, тёплый золотистый свет, вспыхивает в последний раз, отражая удар. Затем сияние угасает. А бурлящая мерзость отползает, как жирная змея, и готовится к атаке снова. Поднимается, раздувая клобук-капюшон…
Джул не появляется мистическим образом — он просто выходит на порог через парадную дверь, и этого достаточно.
Вспыхивает
