Фантастика 2025-129 - Денис Старый
— Ваша правда, — недолго подумав, сказал Щербаков. — Тогда я отзвонюсь Сорокину и скажу, что мы задержимся. Согласен, если уж браться за дело, то лучше довести его до конца.
Пока Игорь Алексеевич связывался с Сорокиным, я прошёл в терапевтическое отделение и договорился с заведующим, чтобы тот дал мне доступ к палатам пациентов. Воспользовался этим моментом, чтобы посетить Дорничева. Его уже успели стабилизировать, но из-за слабости Дмитрий Алексеевич уснул.
Я присел рядом с ним и на этот раз успешно включил «генетический анализ». На копирование всех генов, влияющих на образование антител, ушло чуть больше получаса. В процессе мне начало казаться, что моя голова превратилась в современный компьютер. «Анализ» буквально записывал в мою память все цепочки ДНК и РНК, которые меня интересовали.
Когда копирование подошло к концу, я покинул палату и ещё несколько минут сидел в ординаторской, пытаясь понять, что мне это дало.
— Чёрт… — шёпотом выругался я.
«Генетический анализ» сообщил мне две новости. Хорошую и плохую. Во-первых, мне всё же удалось получить то, ради чего я сюда прилетел. Теперь я знаю, что лежит в основе «Фебрис-12» и как его уничтожить. И это не может не радовать.
Но есть и тёмная сторона у этой информации. Образование антител против «Фебрис-12» напрямую связано с болезнью Аддисона. Другими словами, эти антитела убивают не только вирус, но и надпочечники.
А это означает, что сыворотку на основе них мы получить не сможем. Если будем вводить такой препарат пациенту с «Фебрис-12», вирус погибнет, но после этого произойдёт острое повреждение надпочечников.
Принцип «одно лечим, другое калечим» использовать не имеет смысла. Так мы половину людей убьём, а вторую сделаем инвалидами.
Но в целом, если мой план удастся, то нам эти препараты и не нужны. Когда вирус исчезнет, нужда в сыворотках и вакцинах отпадёт сама.
Главное — проследить, чтобы Романовский совместно с другими лабораториями не пропустил то, что я обнаружил. А то я их знаю! Сейчас второпях создадут сыворотку и начнут колоть её людям. Из благих побуждений погубят только больше жизней.
Закончив свои размышления, я осознал, что покинул Игоря Щербакова почти на целый час. А он даже не стал меня искать. Странно, неужели до сих пор разговаривает с Сорокиным?
Я прошёл в фойе, но своего коллегу там не обнаружил. Затем обратился к медсестре, которая сидела в приёмном отделении, чтобы выяснить, куда пропал Игорь Алексеевич.
— Доктор Щербаков? — переспросила она, пытаясь вспомнить, кто это такой. — А-а! Хирург, который прибыл вместе со скорой? Так его вызвали в отделение на операцию.
— Как «вызвали»? — удивился я. — Он ведь тут не работает. Мы сюда по другому делу прибыли.
— Да, Игорь Алексеевич сказал то же самое, но наши сотрудники его уговорили. У нас сейчас хирургов не хватает, один в отпуске, второй на больничном, а все остальные в операционных. А в отделение поступил пациент с острой хирургической патологией, — объяснила девушка.
— У меня тоже есть хирургическое образование, — сказал я. — На каком этаже отделение, куда ушёл мой коллега? Я ему помогу.
Надо поддержать Щербакова. Ещё неизвестно, какие вообще условия в этой клинике.
Медсестра провела меня на третий этаж, я быстро переоделся в хирургический костюм, который пришлось позаимствовать у другого хирурга. Он оказался мне по размеру. Что ж, надеюсь, русский коллега не обидится, когда узнает, что кто-то пользовался его одеждой. В данном случае здоровье пациента важнее выглаженного костюма.
Приблизившись к операционной, я почувствовал, как мой «анализ» взревел. Такое впечатление, будто за стеной человека не оперируют, а рубят, как в мясной лавке. Да что там вообще творится⁈
Я быстро обработал руки, надел перчатки и вбежал в операционную. И обнаружил, что Игорь Щербаков оперирует пациенту в одиночку. Без ассистентов. Весь стол и инструменты были запачканы кровью. Казалось, что она бьёт из больного фонтаном. Неужели артериальное кровотечение⁈
Увидев меня, хирург с облегчением выдохнул, а затем прокричал:
— Доктор Кацураги! Слава богу! Пожалуйста, помогите мне. Я не справляюсь!
Глава 11
Я подбежал к хирургическому столу и мигом активировал «анализ», чтобы понять, что вообще здесь творится.
Крови много, ей заполнена вся брюшная полость. Пациенту уже ввели наркоз и экстренно подготовили к операции, но я готов поклясться, что с таким ранением он был без сознания уже в тот момент, когда его сюда привезли.
Или это не рана?
— Аневризма брюшного отдела аорты разорвалась, доктор Кацураги, — произнёс он. — Сердечно-сосудистого хирурга нет. Сказали, что должен приехать из другой больницы. Но у нас счёт на минуты.
— Понял, приступаем! — кивнул я и схватился за инструменты.
Даже с учётом того, что пациента оперируем мы с Щербаковым, шансы на выживание предельно низки. Тут даже лекарская магия не даст никаких гарантий на выживание.
Аневризма — маленький мешочек, образовавшийся из-за ослабления сосудистой стенки, и это самая настоящая бомба замедленного действия. Конечно, всё зависит от месторасположения аневризмы и её размеров. Порой люди проживают с этим образованием всю жизнь и никогда не вспоминают об аневризме или вовсе о ней ничего не знают.
Но есть несколько особо опасных мест, в которых разрыв аневризмы может с огромной вероятностью привести к летальному исходу.
Головной мозг, грудной и брюшной отдел аорты.
В данном случае нам с Игорем Щербаковым приходится иметь дело именно с аортой, а точнее — с той частью, что проходит через брюшную полость. Аорта — самый крупный сосуд в организме, который идёт прямиком из сердца.
Несложно представить, насколько опасно кровотечение из столь крупной артерии!
Но в данном случае пациенту ещё относительно повезло. Разрыв аневризмы грудного отдела практически всегда приводит к моментальной смерти. В случае с брюшной шансы на выживание гораздо выше, но всё зависит от скорости госпитализации, начала операции и опытности хирургов.
Именно поэтому Щербаков и сказал, что прямо сейчас счёт идёт на минуты.
— Давление нестабильное. Всё ещё падает, — произнёс Игорь Алексеевич, занимаясь подготовкой сосуда к оперативному вмешательству. — Доктор Кацураги, если мы ничего не исправим, он умрёт у нас на столе уже через пять минут!
Я понял, что участвовать в самой операции мне нет смысла. Доверю основную работу Щербакову. Разделим обязанности пополам. Я буду ассистировать и попутно поддерживать состояние мужчины, чтобы он дожил до момента, когда ему установят эндопротез.
Больше всего меня удивил тот факт, что отделение сосудистой хирургии в
