Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
«Вот бы домой, – думается ей. – Там вереском пахнет, и прохладно так…»
Землицы – хоть и плохонькой, а своей – жалко до слёз.
– Тётушка, а тётушка! Глянь, уронила!
Маргарет оборачивается; нищий, маленький облезлый галчонок, протягивает ей шнурок с птичкой. Ничего не просит, но смотрит жалостно, и рука сама тянется к кошельку за мелкой монеткой.
– Вот спасибо, помог, – вздыхает Маргарет, плечом приваливаясь к фонарному столбу. И спрашивает, чтоб только потянуть время, чтоб немножко отдохнуть: – А что это нынче так шумно? Не случилось ли чего?
Нищий галчонок хватает монетку, улыбается щербатым ртом.
– А то ж! Из Бромли важные люди ехали, да по дороге заплутали, едва в болото не угодили! У одного, вон… лектрамабиль потонула! А другого до сих пор ищут!
На птичке – трещина, поперёк, от крыла до крыла, и видно на разломе тонкие косточки и пёстрое перо.
Маргарет гладит её загрубелым пальцем и отчего-то думает, что больше тот, похожий на крысу, к ним не подойдёт и про Молли ничего не скажет. Да и железную дорогу авось пустят кругом, по той стороне холма, вдали от верещатника…
До доктора она так и не добирается, а залежавшиеся под постелью монетки тратит – на кружку чая у разносчицы на рыночной улице, на яблоко в карамели, на красную ленту, на серебряную булавку – дочке в приданое. Дурнота постепенно сходит. К вечеру клонит в сон – саму по себе, без лечебных микстур, и никакие флейты-дудочки не мерещатся, а мужнины жалобы похожи сквозь дрёму на сказку. Ишь, чего выдумал – мол, откопал сегодня на огороде чудную шкатулку, понёс домой, чтоб открыть, да по дороге встретил паренька-гипси и продал ему находку за бесценок – за два гнутых рейна и чёрствую лепёшку.
– Как заворожил меня, ей-ей, – сокрушается муж. – Может, того, к «гусям»? Вдруг там клад был?
Мерещится ей почему-то впотьмах тот, зеленоглазый; смеётся беззвучно, сверкает зубами… как его бишь звали?
– Да ну их, – сонно мотает головой Маргарет. – Что из-за старья-то утруждаться? Тебя только на смех поднимут. Забудь. Легко пришло, легко и ушло.
– И то верно…
…Нынче улов небогат – медный браслет, два кольца, горсть монет. Но Лайзо доволен – работы было всего ничего, да и женщина, которая его попросила, славная оказалась, такой помочь – одно удовольствие.
– Хотя мать всё равно меня ругать будет, – бормочет он. – Может, домой пока не заглядывать? Да я ведь Илоро обещался…
Пальцы сами тянутся к мешочку на поясе; в мешочке – птичьи кости, камешки, комки глины. Для другого – мусор, для Лайзо – буквы, из которых складываются слова, видимые только ему. Он зачерпывает наугад, спрашивает, что его ждёт, и бросает на землю перед собой; потом вчитывается в узор.
Выходит бессмыслица.
«В высоком доме на ледяном троне найдёшь то, что не чаешь найти».
Облака голубовато-серые, холодные, точно сталью блещут – к дождю. Лайзо улыбается, смотрит в небо.
– Жду не дождусь.
2 Уроки терпения (история Эллиса)
Констебль в Чиддинге оказался премерзкий. Видят Небеса, Эллису не раз и не два приходилось срываться из столицы, чтобы подсобить провинциальным «гусям», и далеко не все ценили помощь со стороны, а кое-кто, случалось, и откровенно противился ей… Но такого манерного, слащавого, ехидного и притом глупого человека он встречал впервые.
Да ещё и звали его по-дурацки.
– Жду не дождусь, мистер Но-орман, – произнёс этот Друпплз, невыносимо растягивая слова. – Жду не дождусь, когда вы блестя-а-а-аще распутаете дело.
Волосы его, светлые и густые, как мох, лоснились от помады; тонкие усики стояли торчком над губой; шейный платок, вообще-то не полагающийся по уставу, душно благоухал розами.
«Святой Кир, если ты за мной ещё приглядываешь, то пошли мне, пожалуйста, терпения, – устало загадал Эллис про себя. – Не для себя прошу, а ради спасения невинной жизни… пускай и премерзкой».
Но вслух сказал только:
– А чего тут распутывать-то? И часа хватит, – он поворошил разбросанные на столе листы, наугад выуживая отчёт местного медика, вернее сказать – костолома. – Зовите эту, как её… несчастную вдову.
Друпплз, по-девичьи семеня, покинул комнату, а через три минуты вернулся в компании полноватой женщины с трагически опущенными уголками рта и с красивым, глубоким голосом стареющей оперной дивы. Трубно высморкавшись в платок, отороченный кружевом, она сложила руки на груди и завела песню:
– Мой Джон… О, мой бедный Джон… Не могу поверить, что мой бедный Джон… Ох, мой Джон…
Послушав из вежливости с полминуты, Эллис прервал её:
– Это правда, что на прошлой неделе вы купили в аптеке четыре пузырька лауданума?
Вдова аж спала с лица, но нашла в себе силы ответить:
– Ах, я не помню уже… меня так мучает бессонница, так мучает… Мой бедный Джон…
– Можете принести сюда эти пузырьки? – не позволил он ей уйти от темы. – Кстати, красивое у вас ожерелье. Новое? И серьги тоже замечательные.
Женщина окончательно растерялась, и белобрысый Друпплз гневно блея, шагнул вперёд:
– Ми-и-истер Норманн, что вы себе позволяете, сия в вы-ы-ысшей степени достойная особа…
У Эллиса вырвался вздох.
– Уведите особу. И пригласите её дочь.
Следующая посетительница внешне пошла не мать, а в покойника, который сейчас ютился на лавке в соседней комнате – высоченная, немного сутулая и с такой длинной шеей, что её хватило бы на двух юных леди.
– А вы слышали? Готова спорить, не слышали! – заговорщическим шёпотом заявила она, едва усевшись напротив. – У нас тут водится привидение! Я видела его, мой жених видел его! Вот оно-то, бьюсь об заклад, и убило отца! Вы видели, что случилось с его креслом? Все четыре ножки подломились разом! Нет, это точно дело рук призрака!
Эллис согласно покивал, а потом, склонившись вперёд, таким же загадочным тоном поинтересовался:
– Когда ваш жених, ученик плотника, в последний раз навещал вас?
Девушка скромно опустила глаза долу.
– Ох, ну вы понимаете, отец не очень-то его одобрял, так что виделись мы редко. Хотя вот намедни мама позвала его поправить лестницу, одна ступенька стала скрипеть. И вот тогда призрак…
– Служанка говорила, что этой ночью вы выходили из дома. Зачем?
– Ох, ну неловко говорить… – затрепетала она ресницами. – Моя ночная
