Двойник короля 20 - Артемий Скабер
Сидел я так около часа, делая вид, что просто наслаждаюсь тишиной и покоем. Время от времени доставал фляжку, делал глоток воды, вытирал пот со лба — обычные действия уставшего офицера, ничего подозрительного.
За это время мимо прошли несколько патрулей, пронеслись два грузовика с солдатами, проехал офицер в чине капитана. Никто не обратил на меня особого внимания. Ещё один лейтенант среди десятков других.
Но я заметил одну закономерность. Каждые пятнадцать минут происходила смена караула на наблюдательных вышках. В этот момент, на протяжении примерно тридцати секунд, образовывалась «слепая зона» — участок территории, который не просматривался ни одним из наблюдателей.
Это была крошечная брешь в, казалось бы, непроницаемой обороне. Но для опытного диверсанта и тридцати секунд может хватить, чтобы преодолеть первую линию защиты.
Конечно, это решало только часть проблемы. Дальше оставались минное поле, магические артефакты, физические препятствия. Но первый шаг к решению найден.
Я продолжал наблюдение, собирая по крупицам информацию, которая могла бы помочь в осуществлении плана.
— Магинский! — услышал издалека.
Звук моего настоящего имени ударил, как пощёчина. Спина мгновенно напряглась. Моргнул, пытаясь собраться с мыслями. Кто? Как? Почему?
Мозг просчитывал варианты: «Кто мог узнать меня? Сука…»
Остался сидеть неподвижно, спиной к источнику звука. Поворачиваться — значит, подтвердить, что я откликаюсь на это имя. Лучше сделать вид, что не слышал или что обращаются не ко мне.
Лицевые мышцы расслабились, принимая маску безразличия. Дыхание замедлилось. Разум проносился через сотни сценариев развития событий, оценивая каждый, выбирая оптимальный.
— Магинский! — не унимался кто-то.
Голос звучал увереннее, ближе. Мужской, с лёгкой хрипотцой, как будто человек недавно простудился или много курит. В нём не чувствовалось агрессии или подозрения — скорее, радостное узнавание, почти приветствие.
Солдаты и офицеры в радиусе слышимости начали оборачиваться, искать глазами источник шума и его адресата. Кто-то выглядел просто любопытным, кто-то — настороженным.
Фамилия Магинский здесь не могла не вызывать реакции. В газетах писали про меня и мир. Ещё шумное дело в столице, да и всё остальное.
Периферийным зрением заметил движение. Несколько офицеров — двое или трое — направлялись в мою сторону быстрым шагом. Сука!
Глава 5
Твою мать! Это же Грынко! Тот самый прапор из поезда, на котором мы ехали сюда в первый раз. Постоянно жующий махорку, прямой, как шпала, и вечно недовольный. Стоит, собака сутулая, улыбается своими жёлтыми зубами и ждёт от меня реакции.
Сердце дёрнулось, словно рыба на крючке. Дыхание сбилось на мгновение. Узнал. Сука, он узнал меня!
Я оглянулся по сторонам. Офицеры приближаются — человек десять. Руки на оружии, лица напряжены. Видно, что не просто так идут.
Мозг заработал быстрее: «Варианты, сценарии, возможности, ликвидировать свидетеля…»
В голове тут же пронеслись воспоминания, как он орал на барона Кирилла — Рудневу, которая выдавала себя за мужчину: «Ни груди, ни задницы, только язык, как бритва». Потом сцепился с Вороновым, тот ныл в камере во время атаки монстров. Я ему жизнь спас.
Грынко — опасный свидетель, знает меня как барона Магинского. Сейчас я — Булгаков. Один неверный ответ, одно неосторожное слово, и провал.
В носу защипало от запаха махорки, Грынко всегда её жевал. Тошнотворный, горький запах. Пот выступил на спине, но не от страха, а от напряжения, от понимания, что всё может рухнуть прямо сейчас.
— Татарку мне в жёны! — хлопнул он меня по плечу. — Прошло всего ничего, а ты возмужал.
Неприятное прикосновение. Я держал лицо, ни один мускул не дрогнул. Никакого узнавания. Я не Магинский, я — Булгаков. Разыграть непонимание? Но он уже обратился ко мне как к знакомому. Офицеры всё ближе, слышу их шаги, звяканье оружия, тихие переговоры.
Продолжал анализировать ситуацию и искать выход.
— Ехал сопляком, а посмотри, уже лейтенант. Мне, может, вам отсалютовать, господин барон? — продолжал прапорщик.
Ключевые слова бьют, как молот. Каждое обращение — удар по моей легенде, каждое упоминание прошлого — опасность для настоящего. Он из какой берлоги выбрался? Вообще не в курсе про то, что происходит в стране? Плевать.
Офицеры и военные приближались. Сука, ещё с десяток сюда топают. Судя по тому, как у них лежат руки на оружии, ничего хорошего. Я оценил обстановку. Справа — укрепления, слева — патрули, позади — барьер, впереди — Грынко и приближающиеся офицеры. Вырваться с боем? Без жертв не получится.
Нос снова уловил запах махорки — тошнотворно-сладкий, с горькой нотой. Грынко пережёвывал очередную порцию, на жёлтых зубах темнели следы табака. Отвратительно.
Взгляд скользнул по лицам приближающихся офицеров: настороженные, опытные, видели бой. У двоих — шрамы, у всех руки на оружии. Не просто обход, целенаправленное движение.
Пальцы на моей правой руке чуть дрогнули. Там под кожей — чёрная полоска от ногтя до локтя. Интегрированный заларак — средство на крайний случай.
Начинать с боем я не планировал. Мне бы немного элемента неожиданности при проникновении на Османскую территорию. План менялся на ходу: отвлечь внимание, нейтрализовать Грынко, продолжить миссию. Никаких лишних жертв, никаких следов.
— Что молчишь, аристократ, словно воды в рот набрал? — никак не унимался прапорщик. — Магинский! Магинский! — повысил он голос.
Если бы это был любой другой человек, то я подумал бы, что специально. Но это Грынко… Ладно.
Время действовать. Инстинкты обострились, чувства усилились, как перед боем. Дыхание замедлилось, сердцебиение выровнялось.
Пространственное кольцо… Не люблю жертвовать своими подопечными, но придётся, другого выхода нет. Десяток мясных хомячков материализовались рядом, тут же устремились к барьеру. Сработала сирена.
Внутри меня что-то сжалось. Мой хомяк — слишком эмоциональный. Жалко терять малышей. Каждый монстр под моим контролем — словно часть меня, связанный, преданный, подчинённый. Направлял их мысленно. Первого хомячка отправил прямо на магический барьер. Вспышка, треск, визг твари, мгновенная боль через связь — и оборвалась. Первая жертва. Хомяк внутри всхлипнул. Второй, третий, четвёртый… Каждый подрыв на барьере — вспышка боли, жертвы ради цели.
Активировались артефакты — вспыхнула молния, хлопки продолжились. Мои пушистики взрывались. Внимание идущих ко мне переключилось. Военные, которые охраняли проход на нейтральную территорию, тут же зашевелились.
Вой сирены резал уши — пронзительный, непрерывный. Мозг фиксировал каждую деталь: вышки ожили, крики команд, топот сапог, лязг оружия.
Часть хомячков прорвалась дальше, я направил их к артефактам на вышках. Точные удары, диверсия. Вывести из строя систему наблюдения, создать хаос, отвлечь внимание.
Молнии прошивали воздух —
