Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Да и насрать.

Сугроб — вот он. Негатор этим двум крысам нужно было применить раньше — дать его пацанам-опричникам. Зажали, зассали. Оставили как оружие последнего шанса — себе.

Да нет у вас этого шанса. Уже нет. Потому что мне терять — нечего.

С рычанием поднимаю топор, иду на Сугроба.

Может, падла, мне и не жить больше. Но и тебе — тоже.

Боль пульсирует в животе, кровь, кажется, течет в трусы и в штанину, по ноге.

Значит, надо действовать быстро.

Не уйдешь, урод. Двери у меня за спиной.

У стены — под портретом Никколо Макиавелли в тяжелой раме — стоят огромные напольные часы. Которые прямо сейчас начинают бить: бом-м! бом-м!

На лице Аркадия Волдырева — ярость пополам с изумлением.

Он хватает тяжелый стул, командует ледяным голосом:

— Каэльфиарон! Заходите сзади.

Я взмахиваю топором. Сношу голову статуэтке какого-то из Государей, стоящей на ближайшей столешнице; голова летит в Кея, тот гибко шарахается.

— Он опасен! — восклицает эльф. — Он в аффекте!

— Сзади заходи, кр-рыса!

— Я возьму винтовку! — восклицает эльф и стремительно вылетает в дверь, проскочив в паре метров от меня. Вот поэтому эльфы и живут долго.

Да и к черту! К черту погоню за двумя зайцами. Моя цель — Сугроб.

Мозговой центр всей этой алчной, властолюбивой кодлы. Паук в паутине. Главная голова гидры.

Человек, угрожавший что-то сделать с Гришкой и его мамой.

Человек, заморочивший голову мягкотелому пустоцвету-Рюриковичу — играя на страхе потери близкого.

Моя цель.

Сугроб.

В живот точно раскаленный прут сунули, но я ступаю вперед, как тот мим, мешая Сугробу обойти меня слева или справа.

Гляжу в его налитые злобой глаза — у меня такие же. Держу топор на замахе.

…Ну?

Волдырев бросается на меня, с неожиданной силой и ловкостью крутит тяжелый стул.

Вкладываюсь в удар целиком — другого не будет.

Летят щепки.

Топор вырывает у меня из руки, он летит в сторону, как и отброшенный врагом стул. Бросаюсь вперед, к Сугробу, в клинч. Достать до кадыка, до глаз — до чего угодно.

…Он пинает меня в колено. Спотыкаюсь.

Сугроб оказывается сбоку, его кулак бьет меня в живот.

Больно невыносимо — я этого не хочу, но тело само, съежившись, закаменев, валится на паркет. Как тот опричник в броне.

Сугроб добавляет мне ногой по затылку.

— Теперь сдохни, — хрипит он, стоя сверху.

Хватает обезглавленную скульптуру Государя, возносит над моей головой…

…И сам падает на бок, рядом. Белая алебастровая скульптура разлетается на куски перед моим лицом.

Откуда-то из угла раздается тончайший, едва слышимый ухом свист: там вибрирует золотой шар, который только что перешел из разряда вещи, стоящей больше, чем мой маяк, в разряд мусора.

Негатор магии можно перегрузить. Обычно для этого требуется несколько высококлассных магов.

…Или один отчаявшийся.

Сцепив зубы, ворочаюсь на измазанном кровью полу. Сугроб стонет, держась за голову: сосуд лопнул.

Нашариваю обломок постамента статуэтки. Угловатый кусок алебастра размером с полкирпича. Гладкий.

Белый.

Белый, со следами от красных пальцев.

Белый, со следами от желтого мозга.

Белый, с седыми налипшими волосами.

Белый. Бей. Бей. Бей…

Кусок алебастра валится из моей руки на паркет. Аркадий Тимурович Волдырев, он же Сугроб, лежит рядом.

Его сигнатура больше не будет означать живого.

Никогда.

Я сделал то, зачем пришел.

В голове тонкий звон — хотя, кажется, негатор больше не издает звуков.

Крики с улицы.

С картины на меня смотрит Макиавелли — на меня и на человека, которому я проломил голову.

…Вот в этом состоял долг, Макар? В этом был путь? Начать магом-ученым, желающим изменить мир, познав тайны вселенной… Продолжить смотрителем маяка… Закончить убийцей, лежащим в крови на паркете.

Я сделал то, зачем пришел. И?..

И какая-то часть меня — та, для которой вся эта рефлексия чужда и пугающа, которая просто не хочет истечь тут собственной кровью — эта часть меня начинает действовать.

Я полуосознанно, рефлекторно, сам не понимая зачем, останавливаю себе кровь. Фиксирую, что задет кишечник — но только он. Позвоночник и таз — целые. Пулю… пусть лучше извлечет хирург.

Осторожно встаю на колени, потом — на ноги…

Стоп.

В коридоре мерцает прерывисто еще одна сигнатура.

Кей.

И вторая, смутно знакомая, рядом с ним.

Матерясь сквозь сжатые зубы, поднимаю топор. Мат — просто способ сделать чуть-чуть полегче. Слова без всякого смысла. Слова, его заменяющие.

Шатаясь, бреду туда, в коридор. Я не знаю зачем.

Кей на месте — а тот, другой, стремительно удаляется.

Не догнать.

Вываливаюсь к коллеге.

Эльф сидит на ковровой дорожке, опершись о стену, бледный как смерть. Очки с рубиновыми стеклами сброшены.

Он и вправду опирается на опричную винтовку — но только чтобы не сползти по стене на пол.

Дыхание спертое и прерывистое. И…

— Я щас сдохну, — говорит Каэльфиарон. — О… обидно, а? Макар?

— Почему это тебе обидно? — выталкиваю я. — Что… с тобой?

— Токсин, — отвечает эльф. — Противоядия нет. Я… сам его разрабатывал. От силы четверть часа… осталась.

Сажусь напротив, с другой стороны коридора. Он опирается на винтовку, уперев приклад в ворс ковра, я — на топор. Симметрия.

— Почему обидно?

— Потому что дурак ты, Немцов. Кого ты хотел победить? Политику? Экономику? Систему? Убил Волдырева — на его место придет другой. Только зря руки замарал. Это все неважно!

— А что… важно? — спрашиваю я.

— Наука. Я мог совершить настоящее открытие. Прорыв. А вместо этого… сдохну.

— То-то и оно, что прорыв, — усмехаюсь я. — Прорыв Хтони.

В дальнем конце коридора сидит — тоже на полу, по-турецки — третий, с интересом слушая нашу беседу. Паренек-снага. Половина лица черная, половина — белая. Сигнатура точь-в-точь как у Соль. Мим.

Он рукой делает нам знаки: продолжайте, мол! — и дружелюбно улыбается.

— А какой выход, Макар? — говорит Кей.

Голос все тише и тише.

— Хтонь — это сила. Такая же, как корпорация. Как алчность… разумных. Как их тяга к насилию. Или к познанию, как у нас с тобой. Ты мог бы использовать… ее, эту силу… или хоть попытаться. А ты словно моллюск, спрятался в своей раковине. Вместо Волдырева назначат нового генерального. А мой эксперимент… сорван.

Винтовка выскальзывает из его пальцев, со стуком падает на ковер.