Меткий стрелок. Том III - Алексей Викторович Вязовский
— Берегите себя, Беатрис, — прошептал я. — И не теряйте шляпку.
* * *
Когда пароход начали выталкивать на рейд буксиры, я чувствовал себя одиноким. Я смотрел на горизонт, и мне казалось, что я потерял что-то важное. Взяв себя в руки, настроился на то, что должен забыть актрису. У меня есть своя семья. Увы образ Беаты, её голос, её улыбка, все это продолжало жить в моей голове…
Путешествие продолжалось, но погода резко изменилась. Небо, которое было чистым и голубым, стало серым, тяжелым. Появились огромные, злые волны. Пароход начал качаться, словно игрушечная лодка в ванне. Сразу после Канала, начало штормить. Не так, чтобы сильно, но прилично.
Шторм продолжался несколько дней. Я не мог ни спать, ни есть. Я просто лежал на кровати, чувствуя, как меня бросает из стороны в сторону. Чтобы занять себя, читал о том, как устроена патентная система в России. Как выдаются привилегии, как быстро…
Наконец, шторм закончился, мы вошли в Балтийское море. Еще несколько дней и я увидел, как вдали появляется земля. Пароход медленно вошел в гавань. Внутри меня все замерло в ожидании. Передо мной разворачивалась другая, неизвестная мне часть света.
После швартовки, в салон вошел офицер. Высокий, подтянутый, с аккуратной русой бородкой. Он был облачен в темно-зеленый мундир пограничной стражи, в руках фуражка и портфель. Его взгляд был спокойным и цепким, он обводил каждого пассажира, словно изучая, взвешивая. За ним следовали два таможенника в синей форме с золотыми пуговицами. Они держались подчеркнуто вежливо, но их взгляды не упускали ни одной детали: от формы шляп дам до моих золотых запонок.
— Господа, прошу вас приготовить ваши паспорта и декларации, — произнес офицер на чистом английском.
Первым он подошел ко мне, остановился напротив. В его глазах читалось любопытство, смешанное с подозрением. Мне казалось, он оценивал меня, как опасного хищника. Что, в принципе, было недалеко от истины.
— Сэр, не будете ли любезны предъявить ваши документы? — он протянул руку.
Я достал из внутреннего кармана сюртука свой американский паспорт, офицер внимательно изучил его, переводя взгляд с описания внешности на мое лицо, затем обратно.
— Цель вашего визита в Российскую империю? — снова последовал вопрос на английском.
— Торговля, — ответил я, но уже на русском.
Его лицо изменилось, в глазах мелькнуло удивление.
— Простите? — он тоже переспросил по-русски.
— Я сказал — торговля, — повторил я, еще более отчетливо, — Еще планирую переговоры с банками.
Таможенники, что стояли за его спиной, тоже заметно оживились.
— Откуда у вас такой чистый русский? — спросил офицер, теперь его тон стал гораздо менее формальным, но все еще оставался настороженным.
— Жизнь заставила, — я улыбнулся, — приходилось вести дела с русскими староверами на севере.
Он кивнул, словно удовлетворившись ответом, перелистал паспорт, поставил на свободном от пометок поле неразборчивый штамп.
— Добро пожаловать в Российскую империю, мистер Уайт. — Он вернул мне паспорт.
— Спасибо, господин офицер. — Я спрятал документ в карман. — Могу я задать один вопрос? Поезд до Петербурга отправляется завтра утром. Где мне лучше остановиться? Есть в городе приличные места?
— В городе несколько гостиниц. — пограничник задумался. — Советую вам гостиницу «де Франс» на проспекте Его Величества Императора Александра II. И там есть кухня, которая считается одной из лучших в губернии.
— Благодарю вас.
Я взял свои саквояжь, чемодан, таможенники лишь мельком заглянули в них, словно убедившись, что там нет ничего подозрительного, и пропустили меня. Покидая салон, я почувствовал на себе их взгляды. Удивление было осязаемым — американец, да еще и знающий язык. Это было странно и необычно для них.
Наконец я сошел по трапу на пристань. Запах угля и соленого ветра ударил в ноздри, смешиваясь с запахами рыбы и смолы. Я остановился, впечатленный.
Перед глазами стояла Либава, главные морские ворота империи на западе, и здесь кипела жизнь, как в муравейнике. Лес мачт и дымовых труб: у причалов теснились десятки судов — изящные парусные клиперы, которые казались живым приветом из прошлого, уступали место грозным пароходам с черными дымящими трубами, грузовым шхунам и баржам. Скрипели краны, грохотали колеса телег, сотни людей двигались в нескончаемом потоке: матросы в черных бушлатах, купцы в строгих сюртуках, рабочие в грязной одежде, что-то кричащие на своих языках.
Если приглядеться, можно было заметить, что порт активно расширяется. Слева велось грандиозное строительство Военного порта Императора Александра III — проекта национального масштаба. Тысячи рабочих, словно муравьи, возводили молы, доки и укрепления. Это был символ растущей военной мощи России, ее амбиций на Балтике, ее желания утвердить себя как великую морскую державу.
Пройдя по пристани, я нанял извозчика. Он был старым, усатым, в потертой фуражке. Он говорил с сильным акцентом, смешивая немецкие и латышские слова с русскими, но я его понимал.
— Куда едем, господин? — спросил он, помогая мне разместить багаж.
— В гостиницу «де Франс», — я отдал ему свои саквояжи.
— О-о, это хорошее место. — Он довольно закивал. — Но дорогое. Дерут втридорога.
Я забрался в повозку, и мы поехали. Улицы были вымощены булыжником. Каждое колесо отскакивало от камней, издавая приглушенный стук. Старые дома с черепичными крышами жались друг к другу, вывески на латышском и немецком языках пестрели на фасадах. Русских вывесок было мало, они терялись в этом калейдоскопе.
— Вы из России, господин? — спросил меня извозчик.
— Из Америки.
— О-о, — он удивленно присвистнул. — Далеко забрались.
Мы доехали до гостиницы, и я расплатился с ним, дав щедро на чай. У входа меня встретил швейцар в строгой ливрее, который, узнав, что я американец, заговорил со мной на английском. Но я собирался говорить на русском, чем вызвал уважительный взгляд и всемирную помощь — вокруг меня закрутился хоровод носильщиков, половых, лакеев. Все по высшему классу.
Мой номер оказался с двумя комнатами, окна гостиной выходили на проспект Императора Александра II. Оставив вещи и умывшись, я решил прогуляться по городу.
Спустившись по лестнице, я вышел на центральную улицу. Толпа здесь была плотной, смешанной. Больше всего было латышских рыбаков и рабочих в грубых суконных куртках и высоких сапогах, что-то бурно обсуждавших между собой. Их шипящая речь была непривычна для моего слуха. Рядом
