Патриот. Смута. Том 4 - Евгений Колдаев
Осмотрел их утомленных и запыленных.
— Собратья. Замечены дозоры.
Тренко кивнул, давая понять — что его бойцы весь принесли. Остальные слушали почти без эмоций. Все понимали, что рано или поздно это должно было случиться.
— Мысль у меня есть, но… Сперва. Что скажете про монастырь, что по дороге на Елец стоит? Скоро мы к нему выйти должны.
Григорий поднялся, кашлянул.
— Воевода, слышал я, что осенью прошлой, пришли к излучине Дона два монаха. Старцы людей собрали окрест, и строить начали место святое. Достроили ли, то не знаю. Но острог-то точно могли уже соорудить. Жук вон быстрее справился.
— Да. — Серафим поддержал его. — Кирилл и Герасим этих монахов зовут. Сам не знаком, но паломники ко мне приходили через них идущие. Говорил с ними. Строится силами их, получается, обитель Рождество-Богородицкого монастыря. Возводиться вокруг чудотворной Владимирской иконы Божией Матери.
Он перекрестился трижды и поклонился. Собравшиеся сотники последовали его примеру. Поп продолжил:
— Воевода, икона эта, чудодейственной силы великой…
Вот это да. А что же ты раньше-то молчал? Это хорошо, что мы сюда двинулись. Отдать дань уважения, помолиться о спасении души — дело для поднятия боевого духа в армии отличное. А если не просто храм, а еще и со священным чем-то древним, так вдвойне.
Тем временем священник продолжал.
— Икона эта, Игорь Васильевич, передана старцам из Сретенского Московского монастыря. А хранилась там с давних лет. Она остановила поход Темир-Аксака на Русь. Развернулся не ведающий доселе поражений хан и ушел в степь.
Так… Это же о Тамерлане речь. Лет двести с небольшим дела эти были. Не дошел Тамерлан до Москвы. Вот и сейчас, выходит, что не переступили татарские орды Воронежа и Дона. Только вот в Смуту не так было. Моя та заслуга.
Но, воспользоваться можно и как-то сложить одно с другим полезно и нужно.
— Хорошо. — Продолжил я излагать мысль свою. — А что построено там? Крепость или…
Сделал паузу, осматривал их лица, может, сами, что произнесут.
— Острог небольшой. — Яков закашлялся. Храм, дворовые всякие постройки и частокол.
Внезапно память реципиента подсказала, что я был в этом месте по дороге из Москвы. Голова чуть заболела, почесал я лоб, поморщился. Но припомнил в общих чертах. Да — это был строящийся острог. Несколько больше, чем у Жука. Крупное здание, жилое, амбары, только-только возводимые, и основа деревянного храма. Все это не небольшом возвышении вблизи реки.
А через Дон — паром. Имелось несколько лодок и плотов. А вокруг — лес густой и дорога на юг. Оттуда я и пришел. Ночевал там, с монахами говорил? Попробовал вспомнить… Черт, по-моему, Ванька договаривался о ночлеге. А я просто в своем стиле, до того как стал тем, кто есть сейчас — вел себя как овощ. Даже как-то противно стало от воспоминаний. Прошлый я что-то помнил обрывками. но касаться этого всего было как-то неприятно. Слишком разные мы были — золотая, избалованная молодежь, не умеющая ничего и человек за свою долгую жизнь видевший много, многое прошедший и много знающий. Закаленный и опытный.
Отбросил накатившие воспоминания, потер виски, продолжил:
— Мыслю, собратья. Здесь дальше Дон танцует. Излучин по руслу много. Путь по воде неблизкий. Чершенский отстанет. Мы вперед вышли. Думал я, он нас тут обгонит сильно, а вышло, что идем примерно наравне. — Покачал головой. — А дальше слишком уж криво.
Сотники мои закивали. Все верно я говорил. Чершенскому придется нелегко выгребать против течения по извилистому руслу. Мы сделали хороший переход. Два дня, на третий будем близ Задонска. А ему я говорил о первой половине четвертого дня. И то, это он обещал постараться. То есть с надрывом пойдут казаки, через силу.
Продолжил мысли свои излагать
— Раз дозоры мы опередили, то думаю, стоят в монастыре люди Елецкие. Думаю, разъезд и малый отряд. Человек двадцать, вряд ли больше.
Все молчали, переглядывались, кивали.
— Не ждут нас там скоро. Разведку ведут. И как только подойдем, через реку уйдут. Могут паромы сжечь. Уверен даже, что сделают это.
— Я бы сжег. — Невесело проговорил Тренко.
— Я бы тоже. — Согласился с ним. — Но понимают он, видели, с обозом мы идем, медленно. К ночи следующей не поспеем никак. А что, если мы поначалу сделаем вид, что идем медленно, а потом конной сотней совершим рывок? Там же лес вокруг. Подойти сможем незаметно.
Собратья закивали.
— Там же буераки, по дороге. — Григорий был задумчив. — Там неприметно сотня может от основного войска и отойти. Обозы там нелегко перевозить будет.
— Овраги?
— Ну да, там хутор безымянный, на берегу Дона. А вокруг этих оврагов. Дорога плохо идет. Все место это знают. Знают, что медленно там телеги идут.
— Отлично. Сам поведу. Стрелков сотню возьму. Яков, твою. Ну и ты, Григорий и телохранители мои, двинем. За главного завтра тогда…
Я задумался, а кого, чет возьми оставлять-то…
— Так. Нет, раз Яков со мной идет, Григорий за главного. Битвы здесь особо не предвидится, а за снаряжение и обоз он отвечает у нас.
Подьячий Поместного приказа вздохнул тяжело, глянул на меня устало.
— Хотя… — промолвил и даже улыбнулся. — Это же мне коня не торопить и весь день не трястись, торопясь в седле. Хорошо, воевода, спасибо за доверие.
Остальные переглянулись, но перечить не стали. Были бы действия боевые, я бы Тренко назначил. Хотя нет, если бы грозила опасность, я бы сам остался. Возглавил. А здесь дело ту простое.
Разошлись мы отдыхать.
Я привалился спиной к дереву полулежал у костра, думал. Как шли, как проходило все.
Два дня — рутинный переход в седле, короткий привал на обед и вечерняя постановка лагеря. Дозорные возвращались и вновь уходили в разъезды. До сей поры все было тихо и спокойно. Хутора, поселки и деревеньки, что попадались нам были малолюдны. Оставляли мы их за плечами, шли дальше. Многие, кто мог из тамошних жителей служить уже и так присоединился к нашему войску или давно ушли куда-то на север.
Но все же кое-как ряды пополнялись.
Удивляло, что люди, несмотря на свою невероятную бедность, нищету встречали нас хлебом-солью. Кланялись в пол.
Везде
