Шарлатан 3 - Квинтус Номен
К водителю лимузина она с вопросами на тему «а куда нас везут» не приставала, и я решил, что и мне этого делать не стоит: в конце-то концов интересно ну куда нас везут, а к кому. И на этот вопрос я ответ получил уже минут через двадцать, когда мы (уже вдвоем) зашли то ли в небольшой зал, то ли в большой кабинет, в котором за столом сидел всего один человек: Лаврентий Павлович Берия. Который очень внимательно посмотрел сначала на подполковника Уткину, затем еще более внимательно и как-то оценивающе на простого студента (уже все же второкурсника) Кириллова. Посмотрел, хмыкнул и предложил:
– Присаживайтесь поудобнее, я думаю, что нам есть о чем поговорить. И вы, товарищ полковник, внимательно выслушайте ответы товарища… Шарлатана, возможно, у меня после этого и к вам определенные уточняющие вопросы появятся. Чаю хотите? Или кофе? Чай есть очень неплохой британский, с бергамотом, и замечтальный китайский – он и без бергамота великолепен. А кофе у нас только эфиопский…
– Мне тогда кофе с молоком, если молоко есть, или китайский чай, если молока нет, – раз Берия предлагает припасть к благородным напиткам, то вряд ли собирается меня расстреливать. Но вот какое ему-то дело до моих относительно невинных махинаций с финансированием нескольких строек, я все равно понять не мог.
– А вам, Светлана Андреевна?
Соседка тоже, видимо, успокоилась и попросила чай. Китайский…
Вообще-то, если внимательно читать газеты, можно было вопрос Лаврентия Павловича счесть провокационным: чая сейчас в СССР уже довольно много разного продавалось, и лучшими считались китайский и индийский. То есть индийский все же считался лучше, чем грузинский но все же хуже иногда появляющегося в продаже «английского». Правда, строго формально чай, называемый «английским», к Англии вообще отношения не имел, это была продукция совершенно финской компании, изготавливающей чай неизвестного происхождения, но с бергамотом. И на пачке (довольно дорогой) и написано было русскими буквами «чай британского сорта», а в газетах как раз мелькали заметки о том, что-де негоже советскому человеку испытывать бурный восторг из-за заграничной этикетки. То есть это в магазинах такой «британский» чай попадался, а какой предлагал Лаврентий Павлович, было непонятно – но, откровенно говоря, на мой вкус чай этот был так себе. Еще в магазинах иногда попадался чай уже полностью индийский, в Индии произведенный, и тоже с бергамотом, и я такой старался, если встречал, для деда Митяя купить – но и он предпочитал все же заваривать китайский с бергамотом, добытым из бабынастиного дерева. Какой нравился соседке – я не знал, но подумал, что сейчас она выбрала китайский чтобы не выглядеть «антипатриотично».
Что же до кофе – этот продукт в СССР поступал из трех стран. Из Эфиопии, с которой у СССР какие-то торговые отношения довольно успешно налаживались, из Индонезии и, сколь ни странно, из США – американцы нам перепродавали в основном бразильский кофе. Но из Индонезии поставлялась исключительно Робуста, в которой было гораздо больше кофеина – и этот кофеин вытаскивался для использования в фармацевтике. Ну а то, что оставалось (после извлечения кофеина), отправлялось в магазины и там продавалось по очень умеренной цене. Но и вкус с ароматом у Робусты были более чем умеренные, так что особой популярности этот кофе не приобрел. Американско-бразильский был заметно лучше и по вкусу, и по аромату – но и по цене он заметно «конкурентов» превосходил, так что и тут народ на «благородный напиток» подсаживаться не спешил. А вот эфиопский…
Бразильцы кофе перед поставкой ферментировали просто в кучах и для проявления всех его свойств нужно было его лишь слегка обжарить – но вполне можно было и без этого обойтись. А вот эфиопы кофе поставляли «как есть», то есть они его собирали, очищали ягоды от мякоти, сушили зерна на солнышке и насыпали в мешки, отправляемые покупателям. И в таком виде – если зерна просто перемолоть и сварить – у него что вкус, что аромат воображение уж точно не поражали. А вот если его правильно обжарить, то напиток получался просто божественный – но много ли в стране было специалистов именно по приготовлению эфиопского кофе? Но я понадеялся, что уж у Лаврентия Павловича нужный специалист найдется – и угадал.
Лаврентий Павлович нажал какую-то кнопочку на стоящем перед ним аппарате – черном телефоне, у которого снизу была панелька с десятком примерно больших белых клавиш (я подумал, что это обычный офисный селектор сейчас в таком виде производится), повторил вслух наши заказы, и замолчал, видимо ожидая, когда заказанное принесут. И молчал он минуты три, а затем в кабинет зашел мужчина с подносом, поставил перед Светланой Андреевной чашку с чаем, чайник, сахарницу (одну на нас двоих), а передо мной – чашку, в которую он налил чуть ли не кипящий еще кофе из настоящей джезвы и рядом поставил небольшой молочник, емкостью грамм на пятьдесят. И предупредил, что в нем сливки налиты, а если я хочу просто молока, то он сейчас же его принесет. Но я от «просто молока» отказался, меня уже буквально в задницу шило кололо – так хотелось узнать, что же от меня Берии-то столь срочно потребовалось, что нас вечером в воскресенье к нему вызвали.
Я, конечно, старался сделать морду кирпичом, но, похоже, подучалось у меня это неважно: Берия на меня смотрел, не скрывая улыбки. А когда я размешал у чашке сахар, долил сливки, отхлебнул и, не удержавшись, вопросительно посмотрел на «всесильного наркома», он, наконец, открыл рот и поинтересовался:
– Шарлатан, расскажи нам, зачем ты попросил товарища Косберга сделать реактивный мотор? И почему ты попросил это сделать именно его?
Глава 12
Лаврентий Павлович смотрел на меня с явным интересом, точнее даже с любопытством, как на какую-то непонятную диковинку: с тем же выражением лица на новый «золотой желудь» смотрел, допустим, и Юрий Исаакович. То есть лицо выражало одно: штука явно интересная, но ни фига непонятно, зачем она вообще такая нужна и что с ней можно делать. Но кроме любопытства в его взгляде я ничего не заметил, а на вопрос он явно ждал ответа.
– А что, товарищ Косберг уже мотор сделал?
– Сделал.
– Вот для этого я его и попросил двигатель сделать: чтобы он его сделал. А почему его… Двигатель керосиновый?
– Что? Ну… да. Тогда следующий
