Инженер Петра Великого 7 - Виктор Гросов

Управление высотой стало следующей головоломкой. Нужен был клапан. Получив от меня лишь общую идею, Дюпре заперся с плотниками и кузнецами и представил изящное решение: деревянное кольцо, обтянутое промасленной кожей, которое прижималось к отверстию в вершине купола пружинным механизмом. Управлялся клапан длинным шнуром, пропущенным через центр шара прямо в гондолу. Чтобы шар не вращался в полете, Дюпре спроектировал аэродинамический стабилизатор — длинный конус-«чулок», работающий как флюгер.

И, наконец, сердце нашего монстра — горелка. «Сердце Дракона 2.0». Моя прошлая жаровня была нерегулируемой и чудовищно тяжелой. Новая конструкция, собранная под руководством Дюпре, отличалась изяществом и простотой. Из тонких листов железа он собрал легкий каркас, но главной инновацией стала система подачи топлива. Десятки толстых пеньковых жгутов опускались в бак с горючей смесью спирта и животного жира; другие их концы крепились на подвижной решетке. Простой рычажный механизм, выведенный в гондолу, позволял поднимать или опускать эту решетку, регулируя количество горящих фитилей, а значит — высоту и мощность пламени.

Город жил в лихорадочном, почти безумном ритме. Люди спали по три-четыре часа, работая на пределе сил, подгоняемые и страхом, и азартом созидания. На их глазах из простых материалов рождалось чудо.

И вот настал день, когда последняя полоса ткани была пришита, последний узел завязан. Я стоял вместе с Дубовым и Анри Дюпре в центре амбара. Перед нами, занимая все пространство от стены до стены, лежало гигантское, бесформенное, пестрое нечто, походившее на сброшенную шкуру исполинского змея. Титанический труд сотен людей, воплощенный в этом не самом красивом создании.

Дубов смотрел на эту махину с суеверным трепетом. Он прошел со мной через ад в ущелье, видел, как работает мой «Глас Божий», но это превосходило все.

— Ваше благородие… — прошептал он, не в силах оторвать взгляд. — И эта… штука… она что, и впрямь полетит?

Анри Дюпре медленно покачал головой. На его лице было выражение, которого я не видел у него никогда, — восхищение, недоверие и профессиональное потрясение.

— Мсье Смирнов, — произнес он, — я строил бастионы, которые считались неприступными. Но все это — лишь работа с камнем и землей. А вы… вы заставляете летать воздух. Это немыслимо. Как вы назовете это… создание?

Я посмотрел на дело своих рук. На то, что должно было стать нашим спасением и последним приветом Государю. Монгольфьер? Ну уж нет. Да простят меня братья Монгольфье, но это теперь русское изобретение.

— Ее Величество, государыня Екатерина Алексеевна, осталась с нами, — тихо сказал я. — Она — наш символ и надежда. Этот корабль понесет весть о том, что она под нашей охраной, что мы не сдались. Он станет ее вестником. Поэтому и имя у него будет соответствующее. Назовем его… — А почему бы и нет? — «Катрина». Пусть это имя летит впереди нас.

Глава 14

Долго. Очень долго и лихорадочно мы воплощали этот проект — и вот безумная гонка, превратившая Яссы в масштабный муравейник, наконец подошла к концу. Над широкой, вытоптанной тысячами ног поляной за городом воцарилась тишина. В центре этого застывшего мира лежало наше творение — огромное, бесформенное, похожее на сброшенную шкуру исполинского зверя. Пестрое полотнище, сшитое из сотен лоскутов, от грубой ткани до тончайшего офицерского льна, тускло поблескивало в первых лучах солнца пропиткой из казеинового клея.

Утренняя прохлада пробиралась под мундир, но внутри, в топке моего организма, уже разгорался жар. Адреналин, лучший друг инженера перед запуском, впрыскивал в кровь высокооктановое топливо. Обостренные до предела чувства выхватывали всё: и кольцо оцепления из моих гренадеров, с трудом сдерживающих любопытных горожан; и лица офицеров, в которых смешались азарт и слепая вера в меня.

Рядом, склонившись над системой крепления гондолы, колдовал Анри Дюпре, преобразившийся за эту неделю из апатичного пленника в одержимого перфекциониста, в настоящего диктатора от механики. С лицом хирурга перед сложнейшей операцией он проверял натяжение каждого каната, прощупывая каждый узел. Его дотошность успокаивала. Я отвечал за общую физику процесса, за саму идею; он же гарантировал, чтобы эта идея не развалилась на куски при первом же порыве ветра.

Выпрямившись, француз подошел ко мне.

— Мсье Петр, — произнес он тихо, поручик-толмач уже не так часто был нужен. — Все узлы я проверил. Они выдержат вес. Однако я не могу проверить ваши цифры. По всем известным мне законам механики эта махина слишком тяжела, чтобы ее поднял просто нагретый воздух. Боюсь, мы рискуем построить самый большой в мире костер.

— Я тоже этого боюсь, Анри, — ответил я, не отрывая взгляда от нашего детища. — Но другого пути у нас нет. Время.

Выслушав Анри вернулся к своим канатам.

Я подошел к горелке, к «Сердцу Дракона 2.0». Похожая на жертвенный алтарь неведомого бога, она стояла на массивной треноге. Лично проверил крепление бака с горючей смесью, подвижность рычага, регулирующего подачу фитилей. Все на месте. Все выверено. Один неверный расчет плотности воздуха, один некачественный шов — и вся конструкция превратится в гигантский погребальный костер, где главным топливом буду я. Хмыкнув, я поднял руку.

— Меха! — скомандовал я.

Два десятка дюжих солдат навалились на рычаги огромных кузнечных мехов. Со скрипом и стоном в жерло купола ударили мощные потоки воздуха. Лежащее на земле полотнище зашевелилось — сначала робко, потом все увереннее. По нему пошли волны, оно стало расправлять складки, обретая объем. Это была медленная, изнурительная «холодная инфляция»: мы придавали оболочке первоначальную форму, чтобы не опалить ее пламенем горелки. Я не торопил — любая ошибка на этом этапе могла все разрушить.

Когда шар наконец принял форму приземистого, пестрого холма, я вновь поднял руку.

— Довольно! Канаты!

Солдаты, заранее расставленные по точкам, вцепились в десятки толстых пеньковых веревок, привязанных к силовому каркасу гондолы. Теперь все зависело от одного движения. Рука, подносившая тлеющий фитиль к соплу горелки, чуть дрогнула. Сжав ее в кулак, я поднес ее к отверстию.

Миг — и взорвалась тишина. С оглушительным, утробным ревом из «Сердца Дракона» вырвался ревущий столб оранжевого пламени. Жар ударил в лицо даже на расстоянии, заставив оцепление невольно попятиться. Воздух внутри уродливого мешка начал стремительно раскаляться.

И тогда началось чудо — по крайней мере, так думали местные.

На глазах у сотен застывших в изумлении людей наш холм задрожал. Он